очень нудно 
65 
Рахманин нетерпеливо мотнул головой в ту сторону. Верхний ряд — пустые, полетели в сторону… Нижние старательно обмотаны прозрачным скотчем крест-накрест, тяжелые, так…
Скотч затрещал под лезвием короткого перочинного ножа. Затаив дыхание, полковник обеими руками раздвинул картонные боковинки. Тихонечко восхищенно выругался, в семь этажей с чердаком.
Внутри, почти до самого верху, лежали прозрачные пластиковые пакеты размером с крупную книгу — пухлые, в ладонь толщиной, плотно набитые чем-то светло-шоколадным, на первый взгляд похожим то ли на замазку, то ли на пластилин. Полковник ткнул верхний указательным пальцем — и под нажимом масса чуть вмялась, осталась небольшая ямка. Проскочив под его локтем, Тимурчик запрыгнул в коробку и принялся вертеться на пакетах, повизгивая, крутя обрубком хвоста, в совершеннейшем экстазе. Выражение его мордахи читалось легко: «Говорил я вам?!»
«Пластид, — ощутив блаженнейшую расслабленность, подумал полковник. — Кайф-то какой… Пластид! Именно в тех количествах, какие потребны для акции…»
Не оборачиваясь, он распорядился:
— Собаку уберите. Супостата сюда.
Антон не без труда, ухватив обеими руками под пузо, извлек торжествующего Тимурчика из коробки и вынес за дверь, в которую тут же препроводили Гурама, едва ли не утыкавшегося носом в пол, с вывернутыми за спиной руками. Вошедший следом Климентьев покачал рукой — он, зацепив за скобку указательным пальцем, держал «Макаров». Пояснил кратко:
— У генацвали был в кармане.
— Разогните его чуток, — приказал Рахманин, улыбаясь во весь рот. — Что вы его закорючили, словно трахаться собрались…
Улыбка была широченная, идиотская, полковник это прекрасно понимал, но ничего не мог поделать с физиономией — они нашли. Нашли! Им еще многое предстояло провернуть, но пластид — вот он, именно в таком количестве, о котором говорил Абу-Нидаль — присмиревший Абу-Нидаль, невероятно словоохотливый, даже подобострастный.
Гурама чуток разогнули. Он по-прежнему, сразу видно, не принимал в расчет худшего: грозно вращая глазами, кривил рожу, шипел и кипел, как перегретый самовар. В голосе явно прозвучало даже некоторое превосходство:
— Ну что, сопляки, видите где-нибудь порошочек? Говорю тебе, длинный, вызвони срочно Черного, тебе же лучше будет…
— Вопрос, конечно, дискуссионный… — сказал полковник, величайшим усилием воли справившись наконец с дурацкой ухмылкой от уха до уха. — Родной, ты ведь еще в советской школе учился? Ну вот, значит, по-русски разберешь, хотя бы по-печатному… Ознакомишься?
Он достал удостоверение, подержал перед физиономией Гурама сначала обложку, потом раскрыл книжечку, надолго зафиксировал у носа. Вновь не удержался от улыбки. Зрелище и впрямь было примечательное: когда за секунду рожа супостата меняется совершенно, так, что и словами описать невозможно эту богатейшую гамму отрицательных эмоций. Чрезвычайно приятное зрелище, знаете ли — ошеломление, безнадежность, тоска, опустошенность и черт-те что еще в богатом ассортименте, харя неглупого человека, осознавшего, что грянуло все же худшее, самое худшее, чего только можно ждать от жизни…
Убрав удостоверение, Рахманин вежливо осведомился:
— Пожелания будут? Скажем, адвоката позвать, по яйцам не пинать, не говорить будущим сокамерникам, что этот черномазый в хатку закрыт за попытку изнасилования малолетней… — он шагнул вперед, пятерней крепко сжал физиономию Гурама и сказал с яростным напором: — Поплохело, тварь? А чтоб тебе поплохело окончательно, я тебе поведаю, что Абу-Нидаля не грохнули в перестрелке у деревни, а взяли живехоньким, и нежную свиданку вам с ним устроить — как два пальца… — почувствовав под рукой шевеление лицевых мускулов, ослабил хватку. — Ну, что ты там хрюкнуть намерен? Излагай…
— Я… требую… грузинского консула…
— А парагвайского тебе не надо? — издевательски спросил полковник. — Что ж ты дурочку гонишь, а еще профессионал… Стыдно. Ну какой тебе может быть консул, если паспорт у тебя российский? За взяточку деланный, но натуральный, не фальшак. Какой тут, нахрен, может быть консул, ну что ты лепишь? Тебе напомнить, что российскому подданному полагается за терроризм, особенно в твоем случае… или сам знаешь? — он прицелился в Гурама кулаком, выставил указательный палец, отогнул большой и, не в силах справиться с улыбкой, произнес весело: — Как там было в старых фильмах? Вы проиграли, полковник Кребс! Пух! — и убрал улыбку с лица. — Ну, вышки теперь, конечно, не водится согласно гуманизму, однако пожизненка тоже штука неприятная, точно тебе говорю, паскуда… А впрочем, тебе еще до суда дожить надо, что опять-таки проблематично, ежели в теории… Так что решай в темпе, сука: или ты будешь петь, как птичка соловей на веточке, или жизнь твоя будет кошмаром почище любого ужастика. Ты мне и не особо нужен, откровенно говоря, у нас в лукошке уже мухоморов хватает — разговорчивых, готовых наизнанку вывернуться, чтоб только главарями не их признали… Усек?
65 
