очень нудно 
7 
— Мужчина или женщина? — спросил Питер-сен.
— Трудно сказать, — ответил врач. — Это мог быть сильный мужчина, которому, чтобы повредить ей нос, достаточно было лишь как следует надавить на подушку ладонями, а могла быть и женщина, которая, боясь, что не справится с жертвой, навалилась на подушку всем телом.
— Время смерти?
— Между двумя и тремя часами дня. — Врач повернулся к нам. — В котором часу вы сюда пришли?
Селдом бросил на меня быстрый вопросительный взгляд.
— В половине пятого, — заявил он, а потом обратился к Питерсену: — Я рискнул бы предположить, что ее могли убить ровно в три.
Инспектор повернулся к нему, и в глазах его вспыхнул интерес.
— Да? Откуда вам это известно?
— Мы ведь подошли к дому не одновременно, — стал объяснять Селдом. — Меня привела сюда записка, весьма странное послание, которое я обнаружил в своем почтовом ящике в Мертон-колледже. К несчастью, сперва я не обратил на него должного внимания, хотя, по здравом рассуждении, все равно бы опоздал.
— О чем говорилось в записке?
— «Первый из серии», — ответил Селдом. — Только это и больше ничего. Крупными печатными буквами. А ниже адрес миссис Иглтон и время — словно мне назначали встречу на три часа дня.
— Можно взглянуть? Записка у вас с собой? Селдом отрицательно покачал головой.
— Я достал ее из почтового ящика в пять минут четвертого. Время я запомнил точно, потому что опаздывал на семинар. Прочел по дороге в аудиторию и решил, честно говоря, что это очередная весточка от какого-нибудь сумасшедшего. Дело вот в чем: не так давно я опубликовал книгу, посвященную логическим сериям, и имел неосторожность включить туда главу про серийные убийства. С тех пор мне приходят всякого рода послания с признаниями в якобы совершенных преступлениях… Короче, я выбросил письмо в корзину для бумаг, едва зашел к себе в кабинет.
— Но тогда оно скорее всего там и лежит, — предположил Питерсен.
— Боюсь, что нет, — сказал Селдом. — Уже покидая аудиторию, я почему-то опять вспомнил о письме. У меня вдруг вызвал тревогу указанный там адрес: во время занятий мне пришло в голову, что где-то там живет миссис Иглтон, хотя я и не помнил точно номер ее дома. Мне захотелось перечитать письмо и еще раз взглянуть на адрес, но посыльный уже побывал в моем кабинете… навел там порядок — корзина для бумаг оказалась пустой. А я решил все-таки заглянуть сюда.
— Надо на всякий случай еще раз проверить… — сказал Питерсен и крикнул одному из своих людей: — Уилки, отправляйтесь в Мертон-колледж и побеседуйте с посыльным. Как его зовут?
— Брент, — ответил Селдом. — Но, думаю, не стоит и пытаться, ведь обычно именно в этот час проходит мусорная машина.
— Ладно, если бумага не найдется, мы пригласим вас и попросим подробно описать нашему художнику буквы; но пока мы сохраним все это в тайне, и я прошу вас обоих проявлять максимальную сдержанность. А не было ли в том письме еще чего-нибудь примечательного, о чем вы не упомянули? Ну, скажем, сорт бумаги, цвет чернил или что-то другое, привлекшее ваше внимание?
— Чернила были черные, по-моему, из чернильницы. Бумага белая, обычная, стандартного формата. Буквы большие, четкие. Лист был аккуратно сложен вчетверо. Да, кстати, вот одна весьма загадочная деталь: под текстом был старательно выведен круг, тоже черными чернилами. Маленький круг, очень ровный…
— Круг, — задумчиво повторил Питерсен. — Вместо подписи? Или вместо печати? А может, вам это напомнило что-нибудь еще?
— Пожалуй, круг как-то связан с той главой — о серийных преступлениях — из моей книги. Я там доказываю, что если оставить в стороне детективные романы и фильмы, то обнаружится, что логика, лежащая в основе серийных преступлений — по крайней мере тех, о которых история донесла до нас достоверные сведения, — как правило, весьма элементарна и в первую очередь указывает на психические отклонения. Все примеры весьма незатейливы и примитивны, типичное — однообразие и повторяемость, и в подавляющем большинстве своем такие преступления спровоцированы каким-либо травматическим опытом или детской фиксацией. Иначе говоря, подобными случаями должен заниматься скорее психиатр, это вовсе не настоящие логические загадки. В той же главе я прихожу к следующему выводу: преступления с интеллектуальной мотивацией, совершаемые исключительно из тщеславия, из желания доказать какую-либо теорию — скажем, в духе Раскольникова, или, если говорить о конкретной писательской судьбе, то следует в первую очередь назвать Томаса Де Куинси[8], — так вот, эти преступления не имеют никакого отношения к реальному миру. И еще я в шутку добавил, что авторы таких преступлений часто были очень хитроумны и раскрыть их до сих пор не удалось.
7 
