43 
— Понятно, — сказал Бестужев. Добавил осторожно: — Как считаете, можно мне назваться… скажем, полковником шведской армии?
— Да почему бы нет? Швеция давненько не воевала, но всё же солидная монархия, страна с богатой военной историей… — Он то и дело поглядывал на стол, и, наконец, не выдержал: — Раз уж мы договорились, можно я…
— Сделайте одолжение, — кивнул Бестужев.
Пригубливая коньяк, он смотрел, как Вадецкий складывает золотые аккуратными столбиками, как тщательно заворачивает их в клетчатый носовой платок, а платок бережно прячет в карман пиджака. Спросил небрежно:
— Ну а теперь, думается, можно спросить, куда вы вашего протеже пристроили? Не верится, чтобы столь хваткий человек, как вы, не нашёл хоть какого-то применения…
— Представьте себе, нашёл! — улыбнулся Вадецкий не без горького сарказма. — У меня здесь появились кое-какие полезные знакомства… Мне удалось ввести его в дом одного из здешних светских львов. Наши великосветские бездельники, пресыщенные всем на свете, в аппарате Штепанека увидели великолепное, оригинальное развлечение… Не смотрите на меня так насмешливо. Я и сам прекрасно понимаю, насколько это смешно и убого: развлекать таким изобретением скучающую толпу светских бездельников… Но это всё, что мне удалось сделать. Хоть какая-то выгода…
Бестужев понятливо уточнил:
— И вы, наверное, не берёте с них денег? Гораздо более привлекательным выглядит доступ в эти круги?
— Ну конечно, — деловито сказал Вадецкий. — Для репортера это выгоднее денег… Там порой можно получить такую информацию, какую обычным путем ни за что не добудешь…
— Да, я понимаю. И вот ещё что… Как вас угораздило познакомиться с Гравашолем?
— Вот уж поверьте, я к таким знакомствам нисколько не стремился! — фыркнул Вадецкий. — Этот мизерабль нагрянул ко мне в бюро и стал, угрожая оружием, требовать сведений о местонахождении Штепанека. Ему зачем-то необходим телеспектроскоп, хотя я и представления не имею, какая от него польза анархистам… Я пытался уверить его, что со Штепанеком мы давно расстались — но он, оказывается, побывал в пансионате и вызнал, что я увез оттуда Штепанека совсем недавно… Тогда я попросил Бенито помочь, Бенито мне кое-чем обязан. Он прислал каких-то своих знакомых итальянских анархистов… ну а чем кончилось, вы сами были свидетелем. Итальянцы в горячности ничем не уступают французам и даже превосходят, вы видели, как славно они гнали людей Гравашоля…
— И вы полагаете, что на этом всё кончилось?
— Наверняка, — убежденно сказал Вадецкий. — Теперь он знает, что меня есть кому защитить, что итальянские головорезы его молодчикам не уступят…
Бестужев покрутил головой:
— Гравашоль не похож на человека, способного бросить задуманное при первой же неудаче. Вы ведь сейчас — единственная ниточка, ведущая к Штепанеку, верно? А потому на вашем месте…
Он замолчал и прислушался, властным жестом приказав Вадецкому замереть.
Никаких сомнений — входную дверь пытались открыть, в замочной скважине что-то звучно поворачивалось с резким металлическим скрежетом. Таких звуков не бывает, когда пользуются привычным, подходящим для этого замка ключом — скорее уж они свойственны воровской отмычке…
Бестужев видел, как Вадецкий побледнел. Скрежет прекратился, дверь попытались открыть, но задвинутая щеколда помешала.
— Ну вот видите? — шепотом сказал Бестужев. — Кому же ещё тут быть…
— чёрный ход! — испуганным шепотом отозвался Вадецкий.
— Да, больше ничего и не остаётся… — кивнул Бестужев. — Показывайте дорогу, но я пойду первым…
— Зачем?
— Ох ты ж господи! — вырвалось у Бестужева. — Думаете, Гравашоль не догадался поставить у чёрного хода кого-то из своих молодчиков? Это же азбука…
Он первым спускался по узкой тёмной лестнице, стараясь бесшумно ступать на цыпочках — к сожалению, поспешавший следом репортер производил гораздо больше шума, как ни пытался Бестужев, оборачиваясь чуть ли не на каждой ступеньке, урезонивать его грозными взглядами. Очередной лестничный марш…
Бестужев первым увидел человека в котелке, привалившегося к косяку узкой двери. Вверх он не смотрел — и Бестужев кинулся вперед, одним прыжком преодолел пролет, прыгнул… и приземлился, без зазрения совести использовав этого типа как некое смягчившее удар подручное средство. Обрушился прямо на него. Субъект в котелке чувствительно грянулся об стену, успев удивленно охнуть. Он был на миг ошеломлён, и Бестужев, не тратя времени, пнул его в коленку, ударил в горло, а напоследок безо всякого изящества и жалости нанёс совершенно мужицкий, размашистый удар «под душу». Противник издал неописуемый звук и рухнул, судорожно хватая ртом воздух.
43 
