Последние отзывы

  24  

Очнулась царица не скоро. Перепуганный до полуобморочного состояния Клеон брызгал ей в лицо холодной водой из кувшина и что-то жалобно лопотал. Лаодика молча отстранила его и встала. Слегка пошатываясь, она подошла к окну. Вокруг дворца полыхал целый лес факелов – подоспели поднятые по тревоге гоплиты личной хилии[111] царя Понта.

– Одеваться… – тихо проронила она.

– Позвать… служанку?

– Не нужно. Я сама. До моего приходи сиди здесь. Не открывай никому. Я прикажу поставить охрану у двери. Когда ты сюда входил, тебя видел кто-нибудь?

– Главный евнух. Он меня узнал.

– Я о нем позабочусь… – хищно сверкнула белками глаз царица. – Одеваться, – она повернулась к Клеону и неожиданно с силой, наотмашь, ударила его по лицу. – Это, чтобы ты впредь всегда знал свое место…

А в это время Тарулас-Рутилий и Пилумн подходили к дому ростовщика Макробия. Отставной легионер был в хорошем подпитии и болтал без умолку, как старая сорока. Правда, шепотом – осторожный гопломах всякий раз, как только Пилумн повышал голос, цыкал на него.

Возле входа в дом они разделились: Тарулас спрятался за колонной портика, а Пилумн, вместо того, чтобы воспользоваться молоточком, подвешенным на цепи, грохнул три раза в дубовые доски двери своим железным кулачищем.

– Кто это там, в такой поздний час? – проскрипел через некоторое время голос за дверью.

– Открывай, старый пень! Это я.

– Да уж кто еще… Хех, хех, – прокашлялся страж дома Макробия. – Хозяин спит. Приходи утром.

– Тебе говорят – открывай! – Пилумн пнул дверь ногой. – Дело срочное.

– Ладно, погодь чуток. Хех, хех…

Звякнули засовы, и на пороге появился сморщенный, как сушеный гриб, старичок.

– Ты не один? – встревожился он, заметив Таруласа.

– Не видишь, что ли… Посторонись, красавчик, – заржал Пилумн, одной рукой схватил старика за пояс, без видимых усилий поднял и переступил через порог.

– Оставь меня, богопротивный! – запищал старичок, дергая ногами.

– Запри дверь и веди к хозяину, – смилостивился Пилумн, опуская его на землю.

Что-то обиженно бормоча под нос, старичок, освещая путь жировым светильником, засеменил впереди полуночных гостей.

Ложиться спать Макробий и не думал. Все его мысли были во дворце. Чтобы хоть как-то успокоиться, он принялся за подсчет своих барышей от недавно проданной пшеницы, доставленной в Понт грузовыми судами из Ольвии.

Когда к нему ввалился Пилумн, ростовщик едва не упал в обморок: с перепугу ему почудился царский палач.

– Иди спать, мухомор, – смеясь, Пилумн дал пинка под зад старичку-сторожу, путающемуся под ногами. – Я тебя отпускаю. Здорово, Макробий!

– Т-ты… З-зачем..? – заикаясь, проблеял ростовщик, понемногу приходя в себя.

– О, вино! – отставной легионер заметил на столе почти полный кратер, схватил его и жадно прильнул к краю. – Уф-ф… – сказал он, когда сосуд показал дно. – Живут же люди… Эй! Ты еще здесь? – Пилумн обернулся к старичку – из-за приоткрытой двери тот знаками пытался что-то объяснить своему хозяину. – На! – ткнул ему в руки пустой кратер. – Наполни под завязку. Самым лучшим вином. И смотри, без обману! Иди, иди, это приказ хозяина. Видишь, он кивает.

– Как посмел! – наконец прорвало Макробия. – Грубая, неотесанная скотина!

– А вот это ты зря… – добродушно заметил Пилумн; к нему после дармовой выпивки вернулось хорошее настроение. – Я к тебе гостя привел.

– Поди вон… – уже сдержанней проговорил Макробий, только теперь заметив за широченной спиной Пилумна худощавую фигуру незнакомца.

– Почему ты хотел моей смерти, Макробий? – спросил Тарулас, отстраняя Пилумна.

– Ты… ты кто? – побледневший ростовщик встал.

– Это тот человек, за жизнь которого ты мне сегодня пообещал два золотых ауреуса. Всего-то! – негодующий Пилумн выругался.

– Меня предали… – прошептал чуть слышно Макробий и рухнул на скамью, как подкошенный.

– Макробий, ты не ответил на мой вопрос, – в глазах Таруласа сверкнул опасный огонек.

– Говори, горбатая образина, когда тебя спрашивают! – рявкнул Пилумн. – Слушай, брат, – обратился он к Таруласу, –что ты с ним церемонишься? Дай я ему для начала врежу как следует. Чтобы у него в голове прояснилось, – отставной легионер сжал кулаки.

– Погоди, – остановил его гопломах, склоняясь над помертвевшим ростовщиком. – Макробий, мне нужно знать, по чьей воле ты задумал это черное дело? И берегись – если солжешь, я не дам ломаной лепты за твою жизнь.

  24