Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
43 
Уникальный камень вполне заслуживал такого уважительного отношения…
Ольховская, не колеблясь, сразу указала на свои вещи.
А Модест Савватиевич при виде драгоценного камня первым делом горячо пожал руки оперативникам.
– Молодые люди, вы совершили благородное дело! История вас не забудет… Да-с…
Затем старый ювелир благоговейно взял двумя пальцами перстень и, прищелкивая языком от восхищения, поднес его ближе к свету.
– Великолепно, велико…
Модест Савватиевич вдруг запнулся.
Дубравин в недоумении увидел, как Крутских зашарил по карманам, не сводя глаз с перстня.
Затем он стремительно обернулся, протянул в их сторону свободную руку, и, нетерпеливо сжимая-разжимая пальцы, потребовал:
– Лупу! Ну что же вы стоите! Быстрее!
Модест Савватиевич, схватив сильную лупу в медной оправе, гордость Дубравина (он отыскал ее в антикварном магазине), и уставился на камень.
Крутских долго поворачивал перстень и так, и эдак. При этом его добродушное лицо грозно хмурилось.
Наконец Модест Савватиевич подошел к столу, сел, бережно положил лупу и сказал изменившимся голосом:
– Нехорошо, молодые люди… Нехорошо… Да-с…
– Что значит – нехорошо? – спросил Дубравин.
Он был не на шутку встревожен выражением лица старого ювелира.
– Обманывать нехорошо, – с осуждением сказал Крутских. – Что вы мне подсунули? Или вы думаете, что меня, опытного ювелира, можно провести, как мальчишку?
– О чем вы говорите, Модест Савватиевич!?
– Это же не “Магистр”! А то вы не знали…
Крутских окинул с ног до головы уничижающим взглядом стоящего ближе всех Дубравина.
– Как – не “Магистр”?! – в один голос воскликнули Дубравин и Белейко.
– Очень просто. Не “Магистр”. Да-с…
– Послушайте… – подступил к нему совершенно сбитый с толку Дубравин. – Вы ведь сами недавно определили, что это “Магистр”, уникальный бриллиант. Наконец, перстень по описанию – и вашему, кстати, – тот самый…
– Вы что, и впрямь ничего не знаете? – недоверчиво спросил Крутских.
– Чего не знаем?
– Ну да, тогда понятно… Прошу меня извинить… Да-с…
Крутских повертел перстень в руках и небрежно бросил на стол.
– Это подделка. Красивая, чистая, выполненная талантливым мастером, но подделка. Страз.
– Но, Модест Савватиевич, ответьте: это тот перстень, который вам приносила Ариадна Эрнестовна, или нет?
– Нет. Все выполнено искусно и настолько точно, что я диву даюсь. Схожесть поразительная. И все же – страз. А где подлинник?
Дубравин вопросительно посмотрел на побледневшую Ольховскую, которая не отрывала испуганных глаз от перстня.
Актриса заметила его взгляд. Сложив лодочкой руки на груди, она жалобно сказала:
– Честное слово! Честное слово… я об этом не имею ни малейшего понятия.
– Если бы я знал, где этот подлинник…
Нечеловеческая усталость вдруг охватила Дубравина, и он тяжело опустился на стул.
– Страз… Блин! – выругался он сквозь зубы. – Не было печали…
– Я догадываюсь, чья это работа…
Модест Савватиевич снова принялся рассматривать подделку через лупу.
– Я даже знаю наверняка. Да-с…
– Чья? – встрепенулся в надежде Дубравин.
– «Короля» ювелиров Содомского.
– Где он живет, адрес?
– Ах, молодой человек, знать бы, есть ли там адреса… Содомский – мой учитель, – с гордостью вскинул голову Крутских. – В двадцать первом году… бандиты… саблями…
У Модеста Савватиевича подозрительно заблестели глаза.
– Великий был мастер, несравненный…
– А-а… – разочарованно протянул майор. – Дела давно минувших дней… Содомский… Но куда же девался подлинник?!
– Если вы позволите, я вам расскажу кое-что. Возможно, это вам пригодится.
Крутских с участием посмотрел на Дубравина.
– Случилось сие в марте семнадцатого года в Гловске… – начал он свой рассказ.
Спустя час Дубравин и Белейко остались в кабинете одни. Оба сидели молча, подавленные и вялые.
– И все-таки, куда подевался “Магистр”? – наконец нарушил молчание майор.
– Спроси что-нибудь полегче…
– Ольховская?… Но зачем, зачем!?
Дубравин обхватил голову руками.
– В башке все перепуталось, тупею на глазах. Бриллиант на глазах превращается в страз. Мистика… И какое отношение к этой истории имела Новосад?
– Слушай, Женя, а что ты думаешь по поводу рассказа Крутских?
– Не могу сосредоточиться… Нужно подумать.
43 
