Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
50 
— Ох… — произнесла она беспомощно и тоскливо. — Я себе это как-то не так представляла… Еще и папочка…
— Да ну, — сказал Смолин насколько мог беззаботнее. — Это разве папочка? Если вспомнишь «Гекльберри Финна» — вот там был папочка так папочка…
— Кого? — недоуменно спросила Инга. «Ну да, — подумал Смолин, — она и про Гека Финна наверняка не читала. Разрыв поколений, бля…»
— Да так, пустяки… — сказал он весело. — Ну, что папочка… Бывает и похуже. Поди, цельный младший научный сотрудник? Вид у него такой, знаешь ли… научный.
— Цельный кандидат наук, — сказала Инга, все еще насупясь и отвернувшись. — Во…
— Каких?
— Филологических. Двенадцать лет назад защитился.
— Кандидат филологии — это, конечно, круто, — сказал Смолин, подумав. — Особенно для меня, с моим-то средним…
— Ага, — обронила Инга с нескрываемым сарказмом. — Диссертация, конечно, была крутая. Что-то вроде «Количество и расположение гласных в стихах Агнии Барто».
— Ну, все равно круто, — сказал Смолин. — А нескромный вопрос? Сколько лет, как они развелись?
— Восемь.
Смолин покрутил головой:
— Ты, конечно, меня извини, но твой папенька большой пошляк. Через восемь лет после развода у бывшей жены на пузырь стрелять… Ну, успокоилась? Чует мое сердце, не появится больше этот шкет у ваших ворот…
— Ага, успокоилась! — огрызнулась Инга. — Мне теперь с матерью объясняться…
— Из-за меня?
— А то из-за кого же? Стоило связываться, сам бы убрался…
— Понятно, — сказал Смолин. — Я тебя жестоко компрометирую, что уж тут непонятного… — он продолжил вроде бы беззаботно, но с нехилым внутренним напрягом. — А ты меня брось. Как ветреным красоткам и положено. Я поплачу и переживу, в петлю не полезу.
— Да уж…
Смолин спросил тихо:
— Что, меня настолько нельзя показывать родителям?
— Родителю ты уже показался во всей красе, — попыталась она бледно улыбнуться. — На всю жизнь запомнит, трусишка патологический… И вовсе я не собираюсь тебя бросать. Очень надо! Просто… Ну она, понимаешь, старой закалки. Мужчина должен быть старше… ну, максимум лет на десять. А прочие сочетания — уродливая харя проклятого капитализма.
— Понятно, — сказал Смолин. — Ну, попытаемся что-нибудь исправить… Ты нас сведи как-нибудь, а? Посидим за шампанским, я изо всех сил попытаюсь ее обаять, у меня иногда получается…
— Что-о? — Инга вскинула голову, прямо-таки сверкнула на него глазами уже не с тоской, а, пожалуй что, с натуральной ревностью. — Безо всяких «обаять», понятно?
«Так-так-так, — весело подумал Смолин. — Классический инстинкт собственницы. Ну, понятно, когда мама меня самое малое на десяток лет моложе и собою очень даже шармант… Ох, женщины…»
— Ладно, ладно, — сказал он торопливо, притворяясь, будто и не понял ее подлинных мотивов по природной тупости своей. — Само собой как-нибудь рассосется. Ты ей только не говори, что я два срока тянул, а то она вообще в меланхолию впадет и возопит: кого ж ты нашла, доченька?
— Она может, — насупясь, ответила Инга. — Ну ничего, рассосется. Хотя, конечно… Некоторый трагический оттенок присутствовать будет… Поехали?
— Сейчас, — сказал Смолин. — Почту гляну.
Он достал почивавший на «беззвучке» телефон и быстренько просмотрел новости. Звонков не случилось, а сообщение одно-единственное имелось.
Открыв его, он какое-то время посидел, легонько покусывая нижнюю губу по старой скверной привычке. Выругался про себя — как будто мало было в последнее время непоняток, извольте новые, оприходовать…
На телефон ему свалилась незатейливая картинка с обаятельной черной таксой в красном колпачке Деда Мороза — отправленная Глыбой. Поскольку ремесло Смолина было чуточку специфическим, они давно уже обговорили нехитрый код — картинок восемь (и не только с Глыбой такой порядок был заведен, подобные коды практически невозможно расшифровать и уж тем более использовать в качестве доказательств по уголовному делу, слава и хвала сотовой связи с ее нешуточными возможностями для субъектов вроде них…)
Таксодедмороз имел одно-единственное, четко оговоренное значение: «менты пасут дом». В то, что старый щипач способен напутать по пьянке или по рассеянности, Смолин не верил ничуточки: не тот, знаете ли, кадр наш милый дедушка… Значит, именно пасут, именно менты и именно дом. Радости полные штаны. Теперь, пока едешь, придется голову ломать, чему на сей раз обязаны — и, конечно, ни хрена не удастся угадать…
50 
