... 
52 
Наконец мы преодолели топкие места и вышли к берегу, на неширокую песчаную косу. Часы показывали половину четвертого, и небо постепенно начало светлеть. В той стороне, где горели костры, я разглядел неясные очертания каких-то строений. Несмотря на ночное время, в лагере бандитов не спали. Чем они там занимались, оставалось только гадать, но Кестлер был абсолютно уверен в своей навязчивой идее, что блондины торопятся добраться до тайника с сокровищами наци.
Я не смог устоять перед доводами Кестлера, настаивающего, что мы просто обязаны урвать и себе кусок пирога. По крайней мере, так выглядело мое согласие участвовать в преследовании банды блондинов. Но на самом деле мне было глубоко плевать на то, что они искали. Впервые за много дней я ощутил пульс настоящей жизни. События последних дней вывернули меня как серую рукавицу с красной изнанкой, которая полыхнула огнем. Кровь буквально бурлила в жилах, вызывая неистовое желание ввязаться в схватку, чтобы еще и еще раз испытать ни с чем не сравнимое чувство полного контроля над телом в экстремальной ситуации. Я отдавал себе отчет в том, что со мной творится. От этого меня не раз предостерегал Учитель. Он говорил, что постоянная готовность бойца хэсюэ-гун отразить нападение настоящих и мнимых врагов приводит к психологическому срыву, и тогда холодный, трезвый взгляд на вещи, как предписывает Великое Дао, уступает место беспричинной ярости, жажде разрушений и смертоубийству. В таких случаях мастер хэсюэ-гун обязан удалиться в безлюдное место, чтобы многодневными медитациями привести свое внутреннее состояние в полную гармонию с окружающим миром.
К сожалению, из-за черной меланхолии, притупившей остроту восприятия действительности, я упустил нужный момент и теперь пожинал плоды собственной недальновидности и самонадеянности – несмотря на неоднократные предупреждения Юнь Чуня о возможности подобного срыва, я пропускал его слова мимо ушей.
Мы подобрались поближе. Чтобы лучше видеть происходящее в лагере, мы нахально влезли на деревья едва не возле постовых, залегших за какими-то металлическими конструкциями.
Перед нами развернулась потрясающая картина. Костров было больше десятка, и в неверном колеблющемся свете хаотическое нагромождение одноэтажных зданий на достаточно скромной площадке на высоком обрывистом берегу Жауапери казалось ожившим живописным полотном сумасшедшего художника-авангардиста. Слоняющиеся люди напоминали оживших мертвецов из фильма ужасов, заблудившихся среди полуразрушенных кладбищенских надгробий. От берега в реку черными короткими пальцами-обрубками втыкались три пирса; возле одного из них темнел остов полузатопленного судна. Судя по корме и надстройкам, это был военный катер, переделанный в пассажирскую посудину. Наверное, таинственное поселение в сельве когда-то было побольше, но тропическая растительность оказалась сильнее бетона и кирпича и откусила изрядные куски планировки, превратив дома и склады в невысокие бесформенные холмы, упакованные в сети из лиан.
Не знаю, как Кестлер, но, несмотря на темноту, слегка подсвеченную предрассветьем, я видел все происходящее среди построек будто пасмурным днем. Самое большое оживление наблюдалось у здания, похожего на поставленный стоймя спичечный коробок. В одной его стене зиял обширный пролом, откуда по живой цепочке бандиты передавали друг другу битый кирпич и корзины, наполненные землей. Тут же стоял и старший из блондинов, переминаясь с ноги на ногу. Чуть поодаль, безвольно опустив голову, сидел на куче мусора Ланге. Похоже, он был сломлен окончательно – возле него даже не поставили охрану.
– Копают… – радостно зашептал Кестлер. – Я не ошибся.
– Цыплят по осени считают, – буркнул я себе под нос.
– Что?
– Помолчи, говорю. Это чтобы нас не накормили свинцовой кашей раньше времени.
– Слушаюсь, герр майор… – дурашливо осклабился Педро.
Взошло солнце. Было видно, что бандиты устали, однако железная воля их вожака и спиртное, на которое блондин не скупился, не только крепко держали их на ногах, но и заставляли работать с совершенно непонятным энтузиазмом. Интересно, сколько им было обещано? В своих скитаниях по Сан-Паулу я не раз встречался с таким отребьем и хорошо знал, что только звон монет может дойти до их насквозь проспиртованных мозгов.
Чтобы не рисковать, с рассветом мы перебрались чуть дальше. Я в своем костюме ниндзя и так был незаметен, а Кестлер опять прибег к маскировке свежесрезанными ветками. В отличие от меня, он сильно устал, но бодрился и, чтобы не задремать, применял своеобразный "допинг", который, как я знал, был в ходу у коммандос в экстремальных ситуациях – время от времени Педро втыкал в тело длинные шипы какого-то растения. Это было очень больно, но сон как рукой снимало. Я все больше и больше удивлялся метаморфозе, произошедшей с весельчаком и душкой Кестлером. Теперь рядом со мной на дереве притаился не добродушный Санта-Клаус, а несколько расслабленный, но все еще очень опасный диверсант, прагматичный, жестокий, как все люди его профессии, и коварный. Я инстинктивно чувствовал, что доверять ему нельзя, хотя и старался не подавать виду. Но и Кестлер понимал, что за мысли бродят в моей голове, однако не сделал ни малейшей попытки разубедить меня в обратном. И это еще больше настораживало.
52 
