Последние отзывы

  33  

Священный петух, легче было прорубать дорогу в рядах хеттской пехоты!

– Но ведь это не впервые, Горгий, – сказала она. – Первое, несерьезное, чувство уже было. Не думая, были только поцелуи и слова, но я умею теперь отличить несерьезное от настоящего, взрослого.

– Это хорошо, – сказал я.

– Он тебе не нравится?

– Отчего же, – сказал я.

Я не лгал – он мне действительно нравился. Лихой и хваткий парень, безусловно не трус – успел повоевать, а теперь решился на поединок с чудовищем, прекрасно зная о судьбе сорока трех своих предшественников и не зная правды о Минотавре. Но если Минос разрешит ему идти в Лабиринт, как я потом посмотрю в глаза Ариадне? Хватит, устал от этой проклятой службы. Предупредить его, поговорить откровенно? А поверит ли он? Я поверил бы на его месте? Вряд ли.

– Он погибнет, – сказала Ариадна. Тень статуи Сатури медленно-медленно наползала, заслоняя от нас солнце. – Он же погибнет там. К чему лавровый венок героя, лишь бы он остался жив.

Вот и выход, подумал я. Он устраивает всех. Я заставлю Миноса решиться, и поединка не будет, рухнет ложь. Тезей останется живым и невредимым – это во-первых. Ариадна, узнав об истинной сути Лабиринта и Минотавра, волей-неволей вынуждена будет серьезно задуматься над соотношением в жизни правды и лжи, более критически станет смотреть на красивые сказки, научится отличать истину от вымысла. Повзрослеет. Без сомнения, хороший урок. Она поймет, что я не мог поступить иначе, и Минос не мог поступить иначе.

– Ты мне веришь? – спросил я.

– Как ты можешь спрашивать? – Она не отнимала руку.

– Я клянусь священным быком, священным петухом и священным дельфином – все будет хорошо. Он останется жив, это так же верно, как то, что сейчас светлый день. Больше я тебе ничего не скажу – не время пока. Но ты должна верить – будет так, как я сказал, и никак иначе.

– Я тебе верю, Горгий. – Ее глаза сияли. – Верю, как…

Она вскочила и побежала прочь, звонко стучали ее сандалии по старинным плитам дорожки. Пожалуй, я гожусь-таки в отцы взрослой дочери, подумал я. Я все рассчитал верно, теперь нужно постараться, чтобы все это исполнилось. Ариадну это многому научит, а я обрету наконец желанное успокоение души, сниму с себя часть вины – часть, потому что всей все равно никогда не снять…

Я увидел медленно идущего по аллее главного сопроводителя – какой-то мелкий случайный человечек, чей-то дальний родственник, по чьему-то покровительству получивший должность. Ничуть он меня не заинтересовал – сразу видно, что особенным умом не блещет, как и талантом.

Он почтительно поклонился. Я кивнул и отвел от него взгляд, но он, кажется, и не собирался проходить мимо.

– У тебя ко мне дело? – сухо спросил я.

– И не только у меня, – сказал он.

– То есть?

– Между прочим, меня зовут Рино.

– Мое имя ты знаешь. Что тебе нужно?

– Мне нужно знать, – он со смелостью, которой я от него никак не ожидал, посмотрел мне в глаза открыто и честно, – не надоело ли тебе ходить в палачах? Сорок три человека – это немало.

Ну вот, устало подумал я, вот и задали мне этот вопрос вслух… Наверное, мое лицо стало страшным, но он ничуть не испугался, смотрел спокойно и чуточку устало. Я солдат и ценю в людях храбрость, поэтому я подавил рвущийся наружу гнев и спросил тихо:

– Ты понимаешь, что я с тобой обязан сделать?

– «Обязан» и «хочу» – разные вещи, верно? – спросил он.

– Как ты ухитрился проникнуть в тайну?

– Да раскрой ты глаза! – сказал он устало и досадливо. – Вашу тайну знает каждый на Крите. Я говорю не от своего имени, Горгий. Я – народ Крита, я – его голос, и я спрашиваю тебя: до каких пор это будет продолжаться? Или ты думаешь, народу безразлично, что вы, храбрые солдаты в прошлом, превратились в шайку палачей? Может быть, ты считаешь, что народ – это только вы, живущие во дворце? Только ты и твоя стража? Двадцать лет народ Крита живет в страхе перед мнимым чудовищем, и вот он прислал меня спросить у тебя: когда же придет конец? Ведь ты – главный виновник.

– Разве я – главный виновник? – спросил я. – Я выполняю приказ Миноса, а Минос был вынужден так поступить, вернее, двадцать лет назад он принял неверное решение.

Я поймал себя на том, что оправдываюсь, – но разве потому только, что растерялся? Что страшного в том, что мне хочется оправдываться, что пришло время оправдываться? Настало время.

– Приказ, – сказал Рино. – Обстоятельства. Неверное решение. Весь набор убаюкивающих отговорок, которыми мы привыкли обманывать других и в первую очередь себя. А о таких вещах, как совесть, честь, человечность, вы разучились думать? Или тебя ничуть не интересует, что думает о тебе народ Крита?

  33