Последние отзывы

  15  

Девчонка, глядя ему в глаза, достала из кармана халатика блестящие ножницы, подала, держа за кончики лезвий. Встала, закинула руки за голову, сцепила пальцы на затылке, поглядывая выжидательно.

«Влип, — пронеслось у него в голове. — Что-то это должно значить. Что-то конкретное надо делать, повторяя вслед за Пашкой, — вот только что?»

На ее смазливом личике крепло недоумение.

— Слушай, что-то я… — произнес он осторожно.

— Нет. правда забыли? — округлила она глаза. — Павел Иваныч, бедненький… Вспоминайте. Можно с пуговиц начать, можно халатик покромсать, как вы любите. Вы начинайте, руки сами вспомнят… Времени у нас предостаточно.

Он встал с постели и, чувствуя себя совершеннейшим идиотом, выразительно покачал сверкающими ножницами.

— Ага, — безмятежно поощрила Анжела, закинув голову и опустив длинные ресницы. — Вот видите, вспоминаете… Не робейте, там, в шкафу, этих халатов…

Вот это ситуация. Отказаться — Пашку подведешь. вряд ли он страдал нерешительностью в этаких во г случаях… Осторожно примерившись, Петр состриг верхнюю пуговицу, беззвучно упавшую на мягкий ковер. На миг приоткрыв глаза, Анжела лениво, поощряюще улыбнулась:

— Вот, вспоминаете… Павел Иваныч, что вы сегодня такой робкий? И не узнать. Кромсайте в лохмотья, я потом уберу…

Выругавшись про себя, он стал состригать по одной оставшиеся пуговки, сверху вниз. Ножницы оказались наточенными на совесть, то, что представало взору, заставляло мысли сворачивать на избитую колею привычных мужских рефлексов, и понемногу в руках объявилась этакая небрежная ловкость. Однако же, развлеченьица у братана… И ведь стоит, кукла, как манекен, только улыбается и глазами стрижет…

Старательно следя, чтобы не поцарапать гладкую кожу, двумя движениями лезвий разделался с узенькими черными трусиками. Стряхнул с нее распахнутый халат, чуточку неуклюже притянул к себе — и то ли он ее завалил в постель, то ли она его отработанно завалила. Скорее уж второе.

Очень быстро он понял, почему в предназначенный для Анжелы конвертик Пашка сунул аж триста долларов. Юная медичка того стоила — кое о чем из того, что с ним раскрепощенная стервочка вытворяла, и слышать не доводилось. Содрогаясь от удовольствия, он впервые подумал, что быть Пашкой очень даже неплохо. А потом умелый язычок устроил такое, что все думы напрочь отшибло.

Он понимал, что за всеми этими изощренными кувырканьями пытается забыть, выжечь из памяти Катю. Но прекрасно знал, что ничего не получится: завтра он переступит порог и встретит ее взгляд…

Глава третья

ТЕПЛО РОДНОГО ОЧАГА

Больничные стены он покинул в первой половине дня без всякой ненужной торжественности.

После одиннадцати приехала Катя, вызвав в его смятенной душе прежние чувства, сравнимые то ли с солнечным ударом, то ли с ударом молнии. Слава богу, с ней не было злоязыкой «дочки», которую Петр, если откровенно, тихонько побаивался, — язычок, уже стало ясно, без костей, еще ляпнет принародно и простодушно, что «нынешний» папенька и в том, и в этом совсем не похож на «прежнего»; никому, конечно, и в голову не придет сом-неваться, ноу него-то самого нервишки долго будут позванивать, как туго натянутые струны.

Катя выглядела то ли удрученной, то ли встревоженной. Петр не мог определить причину. Их провожали Анжела (с совершенно невинным видом) и почтенный доктор (с видом героя медицины, совершившего то ли пересадку сердца, то ли замену головы по методу профессора Доуэля). Петр попрощался с ними без всякой душевной теплоты, торопясь побыстрее покинуть уютное узилище. Оказалось, здесь имелась и особая лестничная площадка, для «випов». Они спустились с третьего этажа и вышли в небольшой тихий дворик, где их поджидали черная «топота» с Елагиным за штурвалом и черный «мерседес», имевший честь перемещать по Шантарску господина Павла Ивановича Савельева. Возле распахнутой задней дверцы «мерса» стоял Земцов, и еще двое его мальчиков с видом настороженной готовности торчали у третьей машины, бежевого «пассата», надежно блокировавшего проезд под аркой.

— Это мне определили вместо… джипа, — сказала Катя, кивнув на «Тойоту».

— Косарев быстренько расстарался, проявил инициативу. Мне же на работу пора, дел невпроворот. Отпроситься, конечно, ничего не стоит, но ты же сам настаиваешь…

Загадка, на которую Петр пока что не нашел ответа: почему Пашка, символ устоявшегося благополучия, в общем не ввергнутый в уныние историческим августом, прочно стоит на том, чтобы Катя работала? Ну, предположим, местечко в одном из комитетов областной администрации никак нельзя назвать ни каторгой, ни просто тяжкой повинностью, и все равно… Никакой пользы для Пашкиных бизнесов в Катиной службе вроде бы не просматривается вовсе. Тогда? Не было случая спросить — и без того информации, которую следовало прочно запомнить, свалилось столько, что мозги плавились…

  15