очень нудно 
15 
«Теперь, когда ей пятьдесят пять, а мне — пятьдесят семь, мы чертовски стары для того, чтобы растить младенца».
Но его взгляд вновь притянула Морриган, которая была так похожа на Шаннон, маленькую Чудачку.
— В этом мире у нее нет никого, кроме вас, — сказал Джон Мирный Орел. — Рианнон просила кое-что передать. Она верила в вас и знала, что вы сделаете все как надо. — Он на мгновение задумался, затем добавил: — Я чувствую в этой девочке огромную силу. Еще неизвестно, воспользуется ли она ею для добра или зла. Тьма, не отступавшая от ее матери, скорее всего, будет преследовать и Морриган. Если вы не примете ребенка, то, боюсь, зло победит.
— Откажемся?! — воскликнула жена, и Ричард увидел, что она крепче обхватила малышку. — Мы ни за что этого не сделаем!
— Пэт, ты должна быть уверена. Мы ведь уже в годах.
— Морриган сделает нас молодыми. — Мама Паркер улыбнулась, глядя в глаза мужу. — Она нуждается в нас, милый. Кроме того, это единственное, что у нас осталось от Шаннон.
Не в силах говорить, Ричард кивнул и поцеловал жену в лоб.
— В кабине сидит моя дочь Мэри — сказал старый индеец. — Она привезла кое-какие вещички для ребенка — подгузники, молочную смесь, бутылочки. На первое время, до утра.
— Спасибо. — Пэт обернулась к нему с сияющими глазами. — Мы очень вам признательны.
— Почему бы тебе и Мэри не отнести в дом вещи и малютку? Мы с Джоном тем временем закончим дела здесь, — сказал Ричард.
Пэт кивнула, бросив последний взгляд на тело Рианнон.
— Трудно поверить, что это не Шаннон.
— Не она, — решительно произнес Ричард. — Наша дочь здорова. Она живет в своем мире.
Ребенок забеспокоился, и внимание Пэт тут же переключилось на него. Тихонько воркуя, она поспешила к кабине грузовика.
Ричард подождал, пока женщины не скрылись в доме, унося с собой сумки с приданым и младенца, потом повернулся к старику-индейцу:
— Я не повезу ее в город. Это дело не касается никто, кроме нас.
— Хорошо, что современный мир больше ее не затрагивает. — Джон Мирный Орел неторопливо кивнул. — Она принадлежит к другому времени и месту.
— Я бы хотел похоронить ее у пруда под ивами. — Паркер бросил взгляд в сторону темного водоема. — Эти деревья всегда казались мне печальными.
— Теперь получится, будто они оплакивают ее.
Ричард что-то пробурчал, потом спросил:
— Поможете?
— Конечно. — Они вместе направились к сараю за инструментом. — Что вы расскажете Морриган о ее матери?
— Правду, — машинально ответил Паркер и через секунду добавил: — Со временем. — Хотя он ни черта не понимал, каким образом это сделает.
Джон Мирный Орел и его дочь уехали почти перед рассветом. Сил у Ричарда не осталось. Он медленно растирал правую руку левой, пытаясь разогнать онемелость, которая всегда ему досаждала, стоило только переусердствовать с работой.
«Наверное, рука так до конца и не восстановится», — подумал он, а затем напомнил себе, что прошло всего пять месяцев с тех пор, как он распорол ее, когда пытался выбраться из проруби в ледяном пруду, куда загнал его злобный Нуада, выполняя угрозу разделаться со всеми, кого любила Шаннон.
Ричарда передернуло. По его коже пробежала дрожь, как у коня, на которого напала мошкара. Он не любил вспоминать тот день.
В тускло освещенной спальне заплакал ребенок. Паркер тихо поднялся, подошел к кровати жены и уставился на извивающийся комочек, лежавший рядом. Они устроили малышку в старой колыбели Шаннон, которую мама Паркер умудрилась достать с чердака.
«Я и забыл, что хранил ее. Боже, она пробыла на том чердаке, должно быть, тридцать с лишним лет».
Ни секунды не колеблясь, Ричард взял Морриган на руки и, неловко похлопывая ее по спинке, поспешил из комнаты, чтобы девочка не разбудила Пэт.
— Ш-ш-ш, — успокаивал он ребенка.
Наверное, она проголодалась. Младенцам всегда хочется есть — это он точно помнил. Вес и запах малышки вызвали еще больше воспоминаний, пока он подогревал бутылочку смеси. Как и раньше, младенец на руках вызывал в нем священный трепет. А ведь Ричард не был религиозным человеком. Ему не хватало времени на удушающее лицемерие официальной церкви. Всю свою жизнь он не переставал удивляться, как это люди столь легко верят, будто бога можно найти в каких-то зданиях и в словах, тысячу раз переведенных и расчлененных. Лично он обрел своего бога — вернее, богиню, как Паркер тут же себя поправил, мысленно рассмеявшись, — на холмистых пастбищах с душистым сеном, в теплом запахе хорошо поработавшей лошади, в верности своих псов.
15 
