VIII

За сто тридцать шесть километров, которые отделяли Адамберга от деревни Аронкур в департаменте Эр, его одежда успела высохнуть в машине. Ему оставалось только разгладить ее ладонью, принять пристойный облик и найти бар, где он мог бы в тепле дожидаться назначенного часа. Примостившись на видавшей виды банкетке перед кружкой пива, комиссар изучал группу мужчин, которые с шумом заполнили весь зал, прервав его сладкую дремоту.

— От такого, хочешь, скажу? — спросил высокий блондин, приподняв кепку одним движением большого пальца.

«Хочешь не хочешь, — подумал Адамберг, — этот все равно скажет».

— От такого, я тебе скажу… Во рту пересыхает.

— Во-во, Робер, — одобрил его сосед, наполняя щедрым жестом шесть бокалов.

Значит, высокий, словно топором деланный блондин, звался Робером. И у него пересохло во рту. Настало время аперитива, мужики втянули голову в плечи, сомкнули пальцы на бокалах, угрожающе выставили подбородок. Деревенский колокол пробил час торжественного собрания мужей, час сентенций и многозначительных кивков, возвышенной и потешной сельской риторики. Адамберг знал ее наизусть. Он родился в ее музыке, вырос под ее патетические звуки, помнил ее ритмы и темы, вариации и контрапункты, узнавал главных исполнителей. Робер взмахнул смычком, и оркестранты тут же расположились согласно принятому и неколебимому порядку.

— Я больше тебе скажу, — заявил мужчина слева. — От этого не просто во рту пересыхает, но и голова кругом идет.

— Во-во.

Адамберг повернулся, чтобы рассмотреть человека, на которого была возложена нелегкая, но столь необходимая обязанность размечать, словно щипком контрабаса, все повороты в беседе. Худой коротышка, мальчик для битья. Само собой, здесь как и везде.

— Тот, кто это сделал, — сообщил сутулый верзила в дальнем конце стола, — просто нелюдь какая-то.

— Животное.

— Хуже.

— Во-во.

Вступление и тема. Адамберг вынул вздувшийся от сырости блокнот и принялся зарисовывать лица музыкантов. Вылитые нормандцы, чего уж тут. Он узнавал в них черты своего друга Бертена, потомка Тора-громовержца и по совместительству хозяина кафе на парижской площади. Квадратная челюсть, высокие скулы, светлые волосы и ускользающий взгляд бледно-голубых глаз. Адамберг впервые ступил на землю промозглых лугов Нормандии.

— Я считаю, — снова подал голос Робер, — это дело рук какого-нибудь юнца. Маньяка.

— Маньяк не обязательно юнец.

Контрапунктом выступал самый пожилой из собравшихся, он сидел во главе стола. Все лица с выражением крайней заинтересованности обернулись к нему.

— Потому что молодой маньяк стареет, и из него получается пожилой маньяк.

— Как посмотреть, — пробурчал Робер.

Роберу выпала сложная, но столь же нужная роль — оппонировать старику.

— Так и посмотреть. Тот, кто это сделал, — маньяк, и точка.

— Дикарь.

— Во-во.

Повторение темы и ее развитие.

— Потому что убийство убийству рознь, — вмешался сосед Робера, не такой блондин, как все остальные.

— Как посмотреть.

— Так и посмотреть, — отрезал старик. — Парень, который это сделал, хотел убить, ясно? Два выстрела в бок, и готово. Он даже тело не тронул. Знаешь, кто он после этого?

— Убийца.

— Во-во.

Адамберг прекратил рисовать и прислушался. Старик повернулся и скользнул по нему взглядом.

— Вообще-то, — сказал Робер, — Бретийи — не совсем наш район, до него километров тридцать, как ни крути. Что нам с того?

  13