Последние отзывы

  99  

— Теперь они еще пятьсот лет станут рассказывать, как вдесятером смогли отбиться от всей армии Ордена! — прорычал он, не в силах ничего сделать. — Проклятые русские!

* * *

Гонец в усадьбе только отобедал, от бани и отдыха отказался. Поблагодарил за хлеб, за соль, взметнулся в седло — и умчался прочь. А Зализа остался маяться с неожиданной бедой, свалившейся на его голову. Государь болен, бояре смуту затеяли, князь Шуйский на трон метит. А вдоль дороги от Орехового острова к Копорью целых два поместья волостников княжеских лежат. Они за вотчину службу нести всяко обязаны. Позовет — не захотят, а все равно ехать придется.

У самого опричника в только что пожалованных землях многие боярские дети, как он Волошина в допросную избу забрал, с полной откровенностью недовольство проявляли. Как узнают, что царь руку свою сильную по немочи разжал — что сделают? Не поднимут ли головы, не затеют ли крамолы какой? Делать что-то надобно. И немедля.

Зализа выглянул во все еще незакрытое окно и опять увидел все того же подворника:

— Захар! Гони в поместье Феофана Старостина, передай Василию, чтобы приезжал немедля. Или пошли кого, коли сам занят.

Смерд поклонился и побежал к конюшне. Опричник спохватился, что друга детства потребно теперь называть не просто Феофаном, а боярином — но махнул рукой и запер ставни. Заметался по горнице, уткнувшись взглядом в пол.

Кто в Северной Пустоши противу государя подумать способен? Перво-наперво, боярские дети Иванов и Мурат. Они замышлять ничего не станут — их князь Шуйский исполчить может. Значит, потребно их обоих из поместий убрать, дабы вестники княжеские не нашли. Кто еще? Боярский сын Николаев, когда опричник смотр ополчению проводил, с мечом на него кинулся, слова дурные говорил. Тоже не очень надежный помещик. Боярский сын Ероша тогда же тоже спор затеял, в праве государева человека приказы отдавать сомневался. И его хорошо бы из усадьбы убрать, пока вести дурные сюда не дошли. Да разве каждому в душу заглянешь? Кто знает, у кого и где какие родичи по Руси живут, кто с кем дружбу свести успел. Если так мыслить — всех нужно из домов выгонять и куда-нибудь в лес прятать. Всех…

Семен быстрым шагом ушел в бывшие покои боярина Волошина, встал к его французскому бюро, достал лист бумаги и начал писать.

Василий примчался незадолго до сумерек — как и положено, на двух конях, с чересседельными сумками с припасом, в алом куяке поверх кольчуги. Правда, без копья — в порубежных делах, когда все больше лесными тропами приходится пробираться, от рогатины больше мороки, нежели пользы. Легко взбежал по крыльцу, позвякивая кольцами кольчуги:

— Здравствуй, Семен. И тебе здоровья, хозяюшка. Никак случилось что? Захар твой сболтнул, гонец с Москвы к тебе прилетал.

— Привезли мне из Москвы весточку, — кивнул Зализа. — Ты на пороге не стой, в дом проходи, сейчас снедать будем.

— И что пишут о делах московских? — не терпелось узнать главное черносотенцу, и опричник достал из-за пазухи грамоту:

— Вот, Василий. Ввозной указ мне государь прислал на волошинские земли. А эта бумага твоя. Передаю под тебя первую свою вотчину. Земли и леса, что за Кауштиным лугом начинаются, и до деревеньки Тярлево. Владей.

Дворкин неуверенно принял в руки грамоту, развернул.

— Алевтина, — окликнул жену Зализа, — вели на стол накрывать. — А когда супруга отошла, тихо добавил: — Мелетину только побереги. Родить она должна вскоре.

— Спасибо, Семен, — дрогнувшим голосом ответил Дворкин. — Али теперь тебя Семеном Прокофьевичем величать положено?

— Перестань, — отмахнулся Зализа. — Дети твои так величать будут, а с тобой мы вместе и кошек по малолетству гоняли, и подолы девкам первый раз задрали.

И все равно они стали другими. Трое черносотенцев, выставленные Угличской кожевенной слободой для осады Казани, ноне ужо не были ремесленниками, мастеровыми, «черным людом». Зализа, отчасти благодаря удаче, отчасти храбрости своей, государевым человеком стал, опричником, стражем рубежей на беспокойной границе с Ливонской вотчиной и свенами. И за то поместье от царя получил сперва малое, а теперь и весьма богатое. А друзья его, после войны по домам распущенные, но добровольно решившие в деле государевом помочь, ноне становились боярскими детьми. Воинами, принимающими его командование уже не добровольно, а по долгу платы за выделенные им поместья, и дети их детям Зализы служить станут обязаны, и внуки, и правнуки.

  99