очень нудно 
9 
Хмыкнув, Бальтран до'Веррада взглянул на полотно, удостоверяющее его женитьбу на герцогине Лиссабетте. Смущенно коснулся пальцами губ, затем — груди, там, где сердце, и прошептал ритуальную фразу: “Да хранит ее Матра эй Фильхо”. Ибо герцогиня почти не вставала с постели — ждала родов.
Сама по себе картина — всего лишь рядовое произведение мастера, хоть и кощунственно, пожалуй, так отзываться о творении протеже герцога. Она принадлежит кисти Гуильбарро Серрано, покойного отца нынешнего Верховного иллюстратора, и помимо своеобразной композиции, формы и отточенных приемов в ней есть кое-что еще. Это целый мир в массивной позолоченной раме, это история и символика, выполненные и невыполненные обещания, проведенные и непроведенные усовершенствования политической системы и даже предсказание.
Неискушенный глаз не заметит среди тщательно прорисованных шпалер и причудливой лепнины смутные отражения лиц в алмазном блеске оконных стекол аудиенц-зала, где вершился свадебный ритуал. Четыре детских лица, круглых и веселых, почти прозрачных. Эти малыши еще не родились, они обещаны герцогу и новой герцогине. Но пока в Палассо Веррада появлялись лишь три детских лица, и сейчас два из них — мраморные барельефы в подземной усыпальнице.
«Матра эй Фильхо, будь милостива, пошли мне второго сына, брата Алехандро.., и двух милых девчушек. Когда вырастут, мы им найдем достойных женихов…»
Предсказание, значит? Пока оно сбылось лишь наполовину, не дало почти ничего, кроме горя. “Сарагоса старается внушить, что в этом повинны Грихальва”.
Все дело в разнузданной мнительности и непомерном себялюбии и более ни в чем. Все иллюстраторы высокомерны, каждый считает себя гением, а остальных — ничтожествами. Хитроумных интриг и личных амбиций в их мире не меньше, чем при дворе.
— Глупец, — пробормотал герцог. — И мне все меньше нравятся его работы.
— Патро?
До'Веррада отбросил досадные мысли.
— Ничего, Алехандро. — Он опять вздохнул. — А что, комарик, не пора ли тебе подкрепиться?
Ответа не последовало — Алехандро стрелой понесся к фойе, где всех юных Грихальва сразу оттеснили, дабы не то что их руки — даже дыхание не коснулось наследника герцога. И тотчас эскорт в ливреях — отделение шагаррского полка — обступил мальчика. Привычный к такой опеке, Алехандро нетерпеливо обернулся.
— Ну, скорее, патро.
— Спешу, фильхо мейо. Прости, но я уже стар, чтобы гоняться за таким постреленком.
— Вот уж точно, — серьезным тоном подтвердил Алехандро и расхохотался.
Стайка Грихальва тоже прыснула, но утихла, как только наставник возмущенно замахал руками.
Вот уж точно, — эхом откликнулся до'Веррада, подходя к сыну.
«Только не эти малыши… Разве мало Грихальва умерли совсем юными?»
Он встретил взгляд человека с Чиевой до'Орро — в этом взгляде было спокойствие и понимание. Наставник догадывался, почему герцог с сыном так рано уходят. Интересно, доживет ли он до того дня, когда первый из его учеников достигнет ступени мастера?
"Врагу не пожелаешь такого дара, как у них. И Сарагоса не принял бы его, будь у него достаточно ума, чтобы думать о последствиях. Нерро лингва лишила их смелости, и слишком мало времени прошло с тех пор, чтобы кто-нибудь из них замыслил такую глупость, как порча, посредством несуществующего колдовства”.
Он решил по возвращении в Палассо пригласить Верховного иллюстратора. Пора вырвать ему жало, пока он не отравил весь двор.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧИЕВА ДО'САНГВА 943 — 950
Глава 1
Сааведра обреченно шла за ним следом, по опыту зная, что спорить бесполезно: если Сарио не сокрушит ее возражения умной, изощренной логикой с кипучей страстью пополам (надо заметить, ему это удавалось почти всегда), то обязательно взовет к ее верности и неизбывному материнскому инстинкту. Ведь если Сааведра не защитит, не обережет, его наверняка снова накажут, причем как за серьезный проступок, — а он хочет всего-навсего утолить жгучий интерес. Сарио чрезвычайно любознателен, неведение для него — сущая пытка, любую тайну он воспринимает как вызов самолюбию. Конечно, это досадная черта характера, как и обычай дерзить старшим по любому поводу, — но он все-таки самый близкий друг Сааведры.., единственный друг, если уж на то пошло.
Он ее понимал. С полуслова. От и до. Они говорили на одном языке — безмолвном языке сердца и мастерства иллюстраторов. Каждый из них видел в другом то же, что и в своей собственной душе: внутренний свет, силу, стремление таланта к большему, лучшему, к совершенству — во всем без исключения, даже в простых набросках. Луса до'Орро, воплощенный, зримый обоими и обоими же постигаемый.
9 
