Последние отзывы

  16  

Опричник отступил к мачте, сграбастал за ворот Прослава:

— Повтори, что про засеки сказывал?

— Промеж Кодавером и Пярсикиви болото лежит. Потому стража и там, и там, возле топи. А далее токмо перед Ранной. За ней опять топи начинаются.

— И более нигде?

— На монастырской колокольне. Но с нее озера за топью не видать, холм там крутой. Потому и засеку у берега поставили.

Зализа отпустил проводника и, ощущая на спине холодок ужаса, принялся неторопливо расстегивать крючки юшмана. Этот острый холодок с бегающими по спине мурашками он испытывал каждый раз, заранее готовясь к сече, или мчась в атаку на рыхлые татарские орды — и именно этот холодок, смешиваясь с решимостью пройти свой путь до конца и вызывал у него то щемящее чувство восторга, которое заставляет воина искать для себя схватки, вступать в бой, из которого обязательно выйдешь победителем: потому, что русских воинов хранит Бог, и они могут погибнуть, но проиграть — никогда!

— Смотри, Прослав, — предупредил он смерда. — От слова твоего ноне жизнь твоя зависит. Не ошибись.

— Почто доспех снимаешь, Семен Прокофьевич? — удивился купец.

— Звенит он, Илья Анисимович. Ночью, почитай, за версту услышать можно, — опричник перевел взгляд на Росина. — Со мной пойдешь, Константин Алексеевич. И ты, боярин Малохин.

Костя хмуро кивнул. Лично он никакого восторга от схваток не испытывал, и сражаться не любил. И каждый пораженный в бою враг вызывал в нем чувство вины за отнятую жизнь. Но он прекрасно понимал, что без этой тяжкой работы русской земле не обойтись, а потому выполнял ее честно, не отлынивал и за спины одноклубников не прятался.

— Вот черт, доспех заранее надеть поленился, — Сережа, видимо, радости от предстоящей вылазки тоже не предвкушал. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему опричник выбрал именно их: оба стояли на палубе судна в одних стеганных куртках, без железа. — Мушкетон брать?

— Нет, бояре, — покачал головой Зализа. — Начнем тихо.

Он протянул свою броню, превратившуюся в бесформенную груду железа, старшему Батову и перегнулся через борт:

— Ну, где тут Мелкошин со своим кормчим?

— Здеся мы, воевода! — на одном из баркасов взметнулось в воздух весло, послышался громкий плеск. Масса суденышек пришла в движение.

— А нам когда выступать? — поинтересовался купец.

— До полуночи выждете, а потом к краю топи правьте, к Кодаверу, — распорядился Зализа. — Дорогу тебе рыбаки укажут, не впервой.

К борту с гулким стуком приткнулся баркас, и опричник кивнул Прославу:

— Прыгай.

Потом бесшумно соскользнул сам, отодвинулся, освобождая место еще двум воинам. Рыбацкое суденышко заметно просело, но на гладкой воде небольшой перегруз особого вреда принести никак не мог.

— На Пярсикиви правь, к болоту, — кивнул сидящему на корме мальчишке Зализа и поправил саблю, подтягивая ее вперед. — И торопись, полной темноты нам ждать ни к чему.

С этим опричник рассчитал совершенно правильно: одинокая лойма, возвращающаяся в сумерках с озера к соседней рыбацкой деревушке, не привлекла внимания кодаверского патруля, греющегося у костра почти на самом берегу. В Пярсикиви растянувшийся на траве латник удивился, что идущая явно к ним лодка вблизи берега почему-то исчезла — но тревоги поднимать не стал. Какая может случиться беда от одной-единственной заблудившейся лоймы? Тем паче, что вот уже четвертый год язычники с русского берега ни разу не пытались потревожить владения дерптского епископа. Видно, сам Господь берег церковные земли, отводя беды войны либо далеко на юг, в полуязыческую Литву, либо обрушивая свой гнев только на русские пределы.

Тем временем баркас, едва не ткнувшийся носом в заболоченный берег, повернул на север и поднял парус, заметно завалившись на левый борт. Не сместись все пассажиры на правую сторону — глядишь, и перевернулась бы лодчонка. Однако, уравновесившись, лодка помчалась со скоростью хорошего рысака, стремительно скользя мимо поросшего осинами болота.

— Версты две будет, не более, — шепотом предупредил Прослав, сжав острие клевца с такой силой, что захрустели суставы. — Как ельник начнется, так и засека епископская недалече.

Над озером стремительно сгущался мрак, и мир разделился на две части: лес, под кронами которого сгустилась непроглядная тьма, и озера, на волнах которого легкая рябь играла отблесками яркой луны, словно шелковая нарядная рубаха.

  16