Последние отзывы

  100  

Однако саам категорически отказывался даже приближаться к низкорослым пузатым зверям, упрашивая, чтобы ему разрешили пойти пешком. В конце концов, боярский сын Толбузин отступил и позволил шаману ехать на санях. А заодно уж повелел собрать в дорогу санный обоз — путь предстоял неблизкий, а потому проще загрузить припасом несколько повозок, чем упаковывать лишние тюки в чересседельные сумки и гнать перед собой целый табун грузовых коней.

Поход начался с Клязьмы. Съехав на лед, обоз из десяти саней, сопровождаемый тремя десятками Росинских и Толбузинских холопов, двинулся вниз по течению, влившись в почти непрерывный поток из тяжелогруженых саней и телег. Шли ходко — по берегам высилось немалое количество постоялых дворов, а потому тратить время на разведение огня, приготовление ужина, на обустройства лагеря не приходилось — тратить приходилось серебро. В день под полозья ложилось верст по тридцать, а потому до богатого града Владимира добрались всего за десять дней.

Впрочем, дальше получилось идти еще быстрее: река стала заметно шире, сани двигались по два ряда в каждую сторону, и запряженные попарно боярские сани легко обгоняли медлительные мужицкие и купеческие повозки, в то время, как веселые холопы с гиканьем расчищали путь. К Нижнему Новгороду вышли спустя двенадцать дней после Владимира и повернули вниз по широкой Волге.

От Нижнего до Казани всего-то полтораста с гаком верст, примерно как от Владимира до Нижнего, но этот путь потребовал уже два десятка дней. Каждый вечер, задолго до темноты, опричник выбирал место для лагеря, и холопы торопливо ставили два шатра — себе и боярам, заготавливали дрова. Уже в сумерках разгорался огонь, на котором в большом казане варилась густая мясная каша. Росин и Толбузин не привередничали, ели из общего котла, а вот самоед нередко отказывался от еды, отходил от лагеря и с головой зарывался в снег. Вскоре его горячее дыхание пробивало в сугробе небольшую отдушину, отчего убежище шамана начинало напоминать медвежью берлогу, и там, под толстым снежным одеялом он и оставался до рассвета.

После двадцати лет в составе Руси, движение по Волге здесь стало куда как оживленнее, и татары не смотрели волком, а улыбались дружелюбно и норовили продать что-нибудь из скотины: барана, козу, слабого жеребенка или кобылу, а то и верблюда. Свиней, правда, не держали, и русских путников это огорчало, но Толбузин только смеялся:

— Ничего! Дай срок, и свиней разведут. Жрать, может, и не станут по своему басурманскому обыкновению, но нам солонину заготовят.

Пару раз он покупал барашков на ужин, но когда Росин из любопытства хотел взять верблюда, отговорил — доить, дескать, не умеешь, стричь рано, а мясо столько сразу не сожрать, придется сани излишне перегружать.

За Казанью волжские берега окончательно опустели. Лишь изредка встречались небольшие деревянные или земляные крепостицы со странными однообразными названиями: Белый Яр, Нижний Яр, Черный Яр, Морковный Яр, Светлый Яр. День проходил за днем, но вокруг не менялось ничего — конские копыта топтали многократно перемолотый ногами, колесами и полозьями снег, медленно сдвигались назад пологие берега безлесые берега. Иногда казалось, что отряд просто топчется на месте, не сдвигаясь никуда, или ходит по кругу, минуя раз за разом одни и те же места.

По счастью, время от времени они нагоняли длинные купеческие обозы — в сотни, а то и тысячи повозок, и тогда из странного, эфемерного состояния бегущей по перекладинам колеса белки они возвращались в мир реальный, в котором случаются события, проживают иные люди, глаз улавливает новое, незнакомое зрелище.

Некоторые купцы предупреждали, что дорога опасна и предлагали остаться вместе с обозом. Некоторые четно предлагали серебро, чтобы три десятка молодых, сильных воинов не торопились, а присоединились к ним. Но Толбузин только добродушно смеялся, и вскоре очередной караван оставался позади.

Несколько раз на берегу Волги и вправду появлялись отряды всадников, поглядывающих сверху вниз на небольшой обоз — но сабли и доспехи, которыми поблескивали холопы Толбузина, и пищали, что откровенно выставляли напоказ холопы Росина, отбивали у конников желание познакомиться с путниками поближе.

За месяц этакого «небытия» погода заметно изменилась. Снег стал рыхловатым и похрустывал образующимися на солнце льдинками, лед наоборот побелел. Днем настолько потеплело, что молодые холопы даже скидывали налатники и шапки на сани и расстегивали рубахи. Самоед перестал зарываться в сугробы, жалуясь, что снег ночью тает и подмачивает одежду. Теперь он спал в одном шатре с боярами, временами досаждая им полуночными заунывными напевами.

  100