Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
46 
— Ай да парень! — заголосили дружинники, перекрикивая один другого. — Ну, дал… ловок, зараза… вот это боец… Вина ему! Хозяин, где вино?
В руку Олегу сунули черпак с медом. Припав к нему, как лошадь к воде после изнурительной скачки, он гулко глотал, чувствуя, как мед льется за ворот, холодит разгоряченную грудь. Мед ударил в голову, словно боевым молотом. Олег отшвырнул черпак, с маху попытался всадить саблю в ножны за спиной. Позади ойкнули. Он обернулся. Одна из девок, видно пробегавшая мимо, придерживала рассеченную на плече рубаху, на голой коже алела царапина. Глаза ее были вытаращены то ли от запоздалого испуга, то ли от восхищения мастерством воина. Конечно, от восхищения, решил Середин. Он успел сказать девахе, чтобы далеко не уходила, как в глазах вдруг все поплыло. Зрение внезапно стало отказывать, и он выныривал из гудящей тьмы рывками, с трудом различая, кто вокруг, что вокруг и где вообще он оказался…
…Здоровяк, сидевший рядом за столом, одним ударом топора развалил поставленную на стол дубовую скамью, воздел топор к потолку, зарычал диким вепрем…
…Хозяин с перекошенным лицом метался от одного дружинника к другому, слезно о чем-то просил…
…звенели мечи, голосили девки…
Потом вдруг Середин оказался во дворе: он подбрасывал в воздух глиняные кувшины, Острожек влет бил их в воздухе длинными стрелами, и черепки дождем падали на землю. Потом вдруг перед глазами оказалась чья-то пышная голая задница, которую он пытался укусить… Потом он чувствовал, как его куда-то волокут на спине, и знакомый голос приговаривает:
— Тихо, брат, отдохни…
Тьма окружила его, и он отдался на ее волю, плывя по течению, которое несло его, покачивая, далеко-далеко… может, домой?
Глава 8
Он понял, что умер. Умер и уже не встанет никогда. И смерть к нему пришла страшная: от обезвоживания организма. Он в пустыне, он заблудился, а во рту забитый дикими кочевниками кляп, сухой и жесткий. А голову ему сдавили веревкой с узлами — есть такая восточная пытка, и хрипящий от натуги палач крутит веревку, сдавливая череп и сопит, отплевывается, сволочь, давит все сильнее, все яростнее…
Середин со стоном открыл глаза. Над головой сияли звезды. Они смотрели на его муки, равнодушные и далекие. Он снова застонал и повернул голову. Упившийся здоровяк, который давеча рубил топором лавку, лежал ничком в луже собственной блевотины и храпел, как хряк, которому забойщик взрезал глотку. Олег почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, и отвернулся. С другой стороны кто-то сидел, обхватив колени, и смотрел на заходящий месяц. Олег узнал хищный профиль Невзора.
— Не…р… — Из горла вылетело сиплое шипение, но бывший дружинник повернул голову.
— А-а, очнулся, — сказал он, встал и куда-то ушел.
— Куда же ты? — прошептал Середин ссохшимися губами.
Невзор вскоре появился, опустился на колени и протянул Олегу мокрый, блестящий в свете месяца ковш, с которого капала вода. Ничего прекрасней Олег в жизни не видел. Он собрал волю в кулак, заиграл желваками и приподнялся на локте, потянувшись к ковшу нетвердой рукой. Ковш был тяжел, ручка выворачивалась из ладони, но он все-таки поднес его к губам, раскрыл рот широко, как только смог, и опрокинул на лицо. Вода была живая! Она не могла быть колодезной или даже ключевой: обычная вода так не освежает. Она охладила лицо, спекшийся рот, пробежала по пищеводу, неся в тело жизнь. Середин уронил ковш, откинулся отдуваясь и блаженствуя, затем перекатился на бок, подтянул ноги и сел.
«Вода — это хорошо, — подумал он, — но еще лучше было бы…»
Он взглянул на Невзора. Тот хмыкнул и молча протянул ему чарку. Олег сглотнул, осторожно принял ее и, задержав дыхание, медленно выпил до дна. Сознание постепенно прояснялось, бухающие в темя и виски молоточки стучали все мягче, словно их обмотали тряпьем, тошнота понемногу отступала. Олег, упираясь руками в землю, встал на карачки, собрался с силами и выпрямился. Вокруг на земле вповалку спали дружинники. Кто с корчагой в руке, кто с обглоданной костью, один с девкой, а Сторожек обнимал лук с оборванной тетивой.
— Постоялый двор? — выдавил Середин.
— Позади тебя. Не сожгли, не бойся. Не успели просто — упились все.
Середин пошарил за спиной, нащупал рукоять сабли и, вытянув ее из ножен, поднес к глазам.
— Кого я… — Он похолодел от недоброго предчувствия.
46 
