Последние отзывы

  121  

Руководители молодой Советской республики умели говорить красивые слова, многие из них могли ходить в лихие кавалерийские атаки или драться за каждый клочок земли, буквально зубами вцепившись в окопный бруствер – но вот заниматься организацией производства, долго и нудно корпеть над документами, скрупулезно высчитывая приходы и расходы, – этого бывшие комбриги и политруки делать не умели, да и не хотели, испытывая животный ужас перед судьбой канцелярской крысы. Поэтому, когда в только начавшем формироваться наркомате появился человек, который кратко пояснял, что происходит, что и зачем нужно делать и какие распоряжения издавать – за него ухватились двумя руками. Вячеслав Михайлович не делал карьеры – он мгновенно стал правой рукой наркома, каковой и оставался все время. Сперва у Кагановича, потом у Баранова и наконец – у Межлаука. Места для карьерного роста у него не имелось: для фигуры выше третьего секретаря требовалась воля на политические решения, он переставал быть просто исполнителем, превращаясь в политического деятеля. А товарищ Скрябин к этому отнюдь не стремился. Он хотел быть всего лишь исполнителем: он приводил в жизнь указания политбюро, превращая в пачки распоряжений и инструкций то, что отмечалось в протоколах заседаний одной строкой, либо не отмечалось там вовсе никак. А нередко и «забывал» делать что-то, что партия и правительство считали первостепенным, но… Но не могли довести до директоров, райкомов и рабочих училищ, не проведя решения мимо кабинета товарища Скрябина, не получив его подписи и печати и не разослав соответствующих распоряжений по местным отделениям его наркомата. А проследить за истинным смыслом сотен исходящих циркуляров не мог никто, кроме самого Вячеслава Михайловича.

Третий секретарь наркома не принимал политических решений, не участвовал в заседаниях политбюро или в совещаниях у товарища Сталина, но докладывать о состоянии промышленности ходил к генеральному секретарю именно он.

Славутич решился проявиться среди смертных, когда понял, что включение Изекиля в Круг не сделало страну прежней, Святой Русью, а наоборот – погрузило ее в кровавый хаос. Казалось, еще немного – и из передовой державы мира она превратится в пустыню, по которой носятся друг за другом племена плохо вооруженных дикарей. И когда завладевшие Петроградом, а вместе с ним – и священной усыпальницей большевики одержали победу над своими врагами, он рискнул взять документы смертного и прийти в наркомат промышленности. В конце концов, он был единственным человеком в стране, который пережил промышленный бум в России при Иване Грозном, при Екатерине Великой, при Александре Втором и единственный понимал, что необходимо для нового возрождения.

У него все получалось отлично – вначале. Пока внезапный, буквально убийственный удар не пришел извне.

Стране было больно и страшно – эти боль и страх стекались к алтарю в подземелье Кремля, обжигали Великих, а потому в последние недели Круг почти не собирался. Тоже очень тревожный признак: гибель Круга будет означать гибель всей Руси. Славутич понимал это – но сделать ничего не мог.

Чувствовал он и то, что над Русью повисло зловещее проклятье, выпивающее все ее соки, иссушающее, сводящее в судорогах, причиняющее страшные муки, не оставляющее сил на борьбу с врагом, – но никак не мог определить, откуда это проклятие исходит. Попытки провести обряд прорицания неизменно срывались, в шаре гуляла белесая пелена, жертвенные животные разлагались еще до того, как он успевал вскрыть их утробу.

Это не удивляло: какой-то опытный колдун успешно заметал следы своего вмешательства, опасаясь ответного удара. Удивляло другое: как ему удалось пробить выставленную Кругом магическую защиту и преодолеть благословение невской земли, делающее русское воинство непобедимым? Как? И кто обладает такой огромной силой, оставаясь в то же время неведомым для остальных магов планеты?

Вячеслав Михайлович Скрябин вернулся к документам, просматривая сводки с заводов, ничем не отличающиеся от фронтовых: потеряны минские и харьковские, таллинские и юрьевские предприятия, при эвакуации немецкая авиация уничтожила станки фрезерного парка Пижского авторемонтного завода, разрушен железнодорожный мост на нижегородском направлении, составы скапливаются на вокзалах Калуги и Твери и периодически бомбятся, гибнут вагоны, гибнут паровозы – а их требуется все больше и больше. Строительство Транссиба остановлено, на фабрики Дальнего Востока рассчитывать бесполезно. И опять – сожженные, пущенные под откос, вставшие без паровозов составы с углем, со станками, с рабочими и их семьями.

  121