Последние отзывы

  103  

— Торопись, князь, торопись! — повысил голос монах.

Татарские конные сотни отпрянули к лесу, потом помчались к обстреливаемой башне широким потоком по трое в ряду. Проносясь перед воротами мимо рва, они швыряли в воду туго связанные охапки хвороста. Поначалу эти кипы расплывались в стороны, но очень скоро их стало так много, что они начали сцепляться, ложиться друг на друга. В два ряда, затем в три…

Опять хлопнула катапульта, и на этот раз промелькнувший в воздухе камень смачно врезался в ворота. Послышался смачный сухой хруст.

— Перун, громовержец, — забормотал воевода, — тебя призываю нам в помощь. Одари нас своим могуществом, прикрой нас своею дланью…

— Что происходит?! — требовательно рявкнул Олег.

— Ворота ломают, ров заваливают, не видишь?! — зарычал Дубовей — У нас в городе всего полсотни варягов стражи осталось, все остальные ратники в поход ушли. Коли хазары в ворота ворвутся, их ужо ничем не остановить! Возьмут Муром, разорят вчистую, горожан в рабство продадут!

— Ква, — снова повернулся к катапульте Середин. — Тройное ква в одном флаконе. Хороший зверь песец подкрадывается.

Бум-м! — камень мелькнул в воздухе, с хрустом врезался в ворота. Трещали, разумеется, доски. Хазары пристрелялись. Черная лента, текущая ко рву, несла в руках тысячи и тысячи фашин. И противопоставить многочисленным конным сотням пятеро русских лучников не могли совершенно ничего.

— Хватит дурью маяться, — остановил одного из караульных Дубовей. — Бери внизу моего коня, скачи в детинец. Вели моим именем две бочки сала и бочку дегтя привезти. И факелов поболее…

— Значит, еще поборемся? — кивнул ведун.

— Милость Сварога…

— Ты слышишь, князь?! — возвысил голос монах. — Ты слышишь, как они обращаются к бесам и идолам?! Как может устоять град, обитатели коего столь нечестивые думы лелеют, столь богохульные слова рекут? Только одна сила опрокинуть безбожников сможет! Это вера святая, хоругви Господни, молитва общая! Словом Господним зарекаю тебя: укажи, укажи язычникам путь истинный! Опрокинь неверных, стены града твоего осадивших, словом Господним их сокруши!

— Зря ты богохульствуешь, Дубовей, — неуверенно попенял воеводе князь. — Тут без помощи Господа нас и вправду ничего не спасет.

Словно в подтверждение этому постулату за рвом опять хлопнула катапульта, и камень хряснулся в запертые подвесным мостом ворота.

— К Господу, к Господней воле прислушайся, — загрозил пальцем монах, снял с груди крест, протянул его перед собой: — Вот она — вера твоя. Ей отдайся, и промысел Божий защитит тебя, ако агнца! Отвори ворота, и пусть выйдет навстречу неверным крестный ход. Молитвой Господней, образами святыми опрокинем мы неверных. Побегут они от гнева Господнего подобно собакам шелудивым, встанут на колени пред тобою, о милости молить. Склонят выю свою в покорности вечной! Целуй, целуй крест, раб Божий Гавриил.

Монах шагнул вперед, поднеся крест почти к самому лицу князя. Тот перекрестился, наклонился вперед, поцеловал.

— Вели отворить ворота, князь, — уже не попросил, приказал византиец. — Мы выйдем неверным навстречу крестным ходом, который обратит их вспять и освободят сей град от всякой нечисти. Верные слуги Господа уже собрались у ворот с хоругвями и образами, кои устрашат ворога своим видом.

— Да, отче, — перекрестился князь, покорно склонив голову, после чего повернулся к Дубовею: — Воевода, прикажи отворить ворота для крестного хода.

— Как можно, княже?! — задохнулся воин. — Хазары внизу! Тыщщи! А у нас ратников всего ничего. Стопчут в момент, вырубят, истребят.

— Господь не допустит такого надругательства! — гневно проскрипел монах. — Нет силы, способной сломить волю Его! Смертные Мурома воочию убедятся в праве Господа повелевать и карать неверных. Вы увидите, как разит безбожников один вид святых образов!

— Княже, они ворвутся в город! Стопчут придурков этих царьградских, на их плечах в ворота прорвутся, не остановишь ничем! Они истребят все, что шевелится, они не оставят здесь ничего, кроме ям и смерти!

— Вот оно, неверие языческое! Противление бесовское! Вот как демоны наружу выпирают!

— Отвори ворота, Дубовей! — покраснев от гнева, потребовал Гавриил. — Я приказываю тебе. Твой князь тебе приказывает!

— Не стану! — расправил плечи воевода.

— Да как ты смеешь?! Да ты… Ты же жизнью клялся отцу моему, мне клялся служить, живота не жалеючи!

  103