Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
98 
— Есть кое-что еще. Снижение умственных способностей.
Адамберг взглянул на лейтенанта.
— Скажем так, уход с ринга. Смена ориентиров, потеря навыков, ослабление рефлексов, разрушение структуры. В Париже было бы практически невозможно заставить людей поверить, что комиссар полиции, выйдя однажды из конторы, взял да и поддался смертоносной ярости.
— На новом месте человек меняется и действует по-иному, — грустно подтвердил Адамберг.
— В Париже никто не назвал бы убийцей вас. Там — да. Судья воспользовался случаем, и у него получилось. Вы читали в досье ККЖ о «растормаживании неосознанных стремлений». Великолепная задумка при условии, что удастся подкараулить вас в лесу — одного.
— Он хорошо меня знал, когда я был ребенком и до восемнадцатилетнего возраста. Он мог вычислить, что я пойду ночью гулять. Все вероятно, но ничто не доказано. Ему необходимо было узнать о поездке. Но я больше не верю в версию о шпионе.
Ретанкур расплела пальцы и начала разглядывать свои короткие ногти, как будто сверялась с шифровальным блокнотом.
— Должна признать, у меня концы с концами не сходятся, — раздраженно сказала она. — Я говорила с каждым, бродила, как невидимка, из комнаты в комнату. Никто не считает, что вы могли убить ту девушку. Обстановка в отделе неспокойная, напряженная, все говорят обиняками, как будто чего-то ждут. К счастью, Данглар оказался отличной заменой и поддерживает спокойствие. Вы больше в нем не сомневаетесь?
— Нисколько.
— Оставляю вас, комиссар, — сказала Ретанкур, убирая термос. — Машина уезжает в восемнадцать часов. Я найду способ передать вам бронежилет.
— Мне он не нужен.
— Я вам его передам.
XLVIII
— Черт побери! — то и дело восклицал Брезийон, возбужденный экскурсией на кладбище. Они возвращались в Париж. — Восемьдесят килограммов песка. Он был прав, черт возьми.
— Такое с ним часто случается, — откликнулся Мордан.
— Это все меняет, — продолжил Брезийон. — Теория Адамберга обретает реальность. Тип, симулирующий свою смерть, не ягненок. Старик все еще функционирует, в его активе двенадцать убийств.
— И последние он совершил в возрасте девяноста трех, девяноста пяти и девяноста девяти лет, — уточнил Данглар. — Вам это кажется возможным, господин окружной комиссар? Столетний старик тащит по полям свою жертву и ее велосипед?
— Это проблема, вы правы. Но Адамберг угадал насчет смерти Фюльжанса, это факт. Вы отрекаетесь от него, капитан?
— Я просто сопоставляю факты и вероятности.
Данглар молча сидел на заднем сиденье, не вмешиваясь в разговор коллег, потрясенных воскресением старого судьи. Да, Адамберг оказался прав, что еще больше осложняло ситуацию.
Приехав домой, он дождался, когда дети заснут, и позвонил в Квебек. Там было шесть часов вечера.
— Есть успехи? — спросил он своего квебекского коллегу.
Он с трудом сдерживал нетерпение, слушая объяснения собеседника.
— Нужно ускорить дело, — отрезал Данглар. — У нас все изменилось. Провели эксгумацию и обнаружили вместо тела мешок с песком… Да, ты правильно понял. И наш окружной, похоже, поверил. Но настоящих доказательств как не было, так и нет. Действуй быстро и эффективно. Он может выйти сухим из воды.
Адамберг поужинал один в маленьком ресторанчике в Ришелье, в той уютной и чуточку грустной тишине, которая свойственна провинциальным гостиницам в мертвый сезон. Совсем не похоже на шумные «Черные воды Дублина». В девять вечера город кардинала опустел. Адамберг поднялся в номер и улегся на застеленную розовым покрывалом кровать. Подложив руки под голову, он пытался удержать разбегающиеся мысли, разложить их по ячейкам. Зыбучий песок, куда нырнул судья, чтобы исчезнуть из мира живых. Нависшая над ним угроза с тремя железными зубцами. Выбор Квебека в качестве места казни.
Замечание Данглара тяжким грузом лежало на другой чаше весов. Он с трудом мог себе представить, как столетний старик волочет тело Элизабет Винд через поля. Девушка, чье имя ассоциировалось с легким ветерком, была отнюдь не хрупкой. Адамберг моргнул. Так Рафаэль всегда говорил о своей подружке Лизе — легкая и страстная, как ветер. Ее фамилия — Отан — происходила от названия теплого юго-восточного ветра. Два ветра — Винд и Отан. Он приподнялся на локте и начал мысленно восстанавливать в хронологическом порядке имена других жертв. Эспир, Лефебюр, Ванту, Субиз, Лантретьен, Местр, Лессар, Матер, Бразилье, Февр.
98 
