Последние отзывы

  60  

— Семнадцать и две десятых сантиметра в длину, восемь миллиметров в высоту, — бормотал он, записывая цифры в блокнот.

Он еще раз проверил расположение ран, находящихся на абсолютно прямой линии.

«Семнадцать и две десятых сантиметра, — повторил он про себя. — На три миллиметра больше длины поперечной перекладины вил. И все же…»

— Лалиберте, какова глубина ран?

— Около шести дюймов.

— То есть?

Суперинтендант нахмурил брови, считая в уме.

— Около пятнадцати и двух десятых сантиметра, — опередил его врач.

— У всех трех ран одинаковая глубина?

— Да.

— Есть ли в ранах земля? Грязь? — спросил Адамберг. — Или орудие убийства было чистым и новым?

— Нет, мы нашли в глубине ран частички гумуса, листьев, мельчайшие кусочки гравия.

— Вот как, — удивился Адамберг.

Он вернул Лалиберте линейку и сантиметр, заметив, что суперинтендант явно обескуражен: он не ожидал, что Адамберг будет так тщательно осматривать тело.

— Что случилось, Орель? Ты разве не за этим меня вызвал?

— Конечно, но… — Лалиберте колебался. — Но что ты там меришь?

— У вас есть орудие убийства?

— Конечно нет, сам понимаешь. Но мои специалисты восстановили его. Это большая плоская отвертка.

— Твои специалисты лучше разбираются в молекулах, чем в оружии. Это не отвертка. Это вилы.

— Откуда ты знаешь?

— Попробуй трижды воткнуть отвертку и получить прямую линию и одинаковую глубину ран. За двадцать лет не преуспеешь. Это вилы.

— Ты это проверял?

— Это и еще нечто, гораздо более глубокое. Как ил озера Пинк.

Суперинтендант был определенно растерян. Он вел их сюда, явно на что-то рассчитывая, но измерения сбили его с толку. Адамберг пытался понять ход мыслей Лалиберте.

— На голове есть след от удара? — спросил он у врача.

— Большая гематома у основания черепа, жертва потеряла сознание, но не это стало причиной смерти.

— Откуда ты узнал про удар? — спросил Лалиберте.

Адамберг повернулся к суперинтенданту и скрестил руки:

— Кажется, ты вызвал меня из Парижа, потому что я собрал некоторые сведения, так?

— Так… — Ответ прозвучал не слишком уверенно.

— Так или нет, Орель? Я лечу через Атлантику, а ты в два часа ночи тащишь меня к трупу. Чего ты от меня ждешь? Чтобы я подтвердил тебе, что она умерла? Раз ты приволок меня сюда, значит, знал, что я в курсе. Во всяком случае, так мне сказали в Париже. Это правда, я в курсе. Но тебя это, похоже, не обрадовало. Ты ждал чего-то другого?

— Не обижайся. Меня это удивляет, вот и все.

— Главные сюрпризы впереди.

— Сними простыню, — приказал Лалиберте медэксперту.

Рейнальд начал аккуратно отворачивать саван — совсем как Менар в Страсбурге. Адамберг напрягся, заметив четыре родинки в виде ромба у основания шеи. Благодаря медлительности врача он успел собраться и не выдал себя.

В ящике лежала Ноэлла. Адамберг, стараясь дышать ровно, осмотрел труп. Он надеялся, что не спускавший с него глаз Лалиберте ничего не заметил.

— Я могу увидеть гематому? — спросил он.

Врач повернул голову жертвы.

— Удар был нанесен тупым орудием, — объяснил Рейнальд. — Это все, что мы можем сказать. Скорее всего деревянным.

— Ручкой вил, — уточнил Адамберг. — Он всегда так поступает.

— Кто «он»? — спросил Лалиберте.

— Убийца.

— Ты что, знаешь его?

— Да. И хотел бы знать, кто сообщил об этом.

— А девушку ты тоже знаешь?

— Полагаешь, мне известны имена шестидесяти миллионов французов?

— Если знаешь убийцу, можешь знать и жертву.

— Я не ясновидящий — ты сам мне об этом говорил.

— Так ты никогда ее не видел?

— Где? Во Франции? В Париже?

— Где угодно.

— Никогда, — ответил Адамберг, пожимая плечами.

— Ее имя — Ноэлла Кордель. Не вспомнил?

Адамберг подошел к суперинтенданту:

— Почему тебе так хочется, чтобы мне это что-то говорило?

— Она шесть месяцев жила в Халле. Ты мог с ней встречаться.

— Как и ты. Что она делала в Халле? Вышла замуж за местного жителя? Училась?

— Приехала к своему парню, но вышел облом.

— То есть?

— Любовник ее бросил. Она работала в Оттаве, в баре «Карибу». Тебе это ни о чем не напоминает?

— Никогда там не был. Ты грязно играешь, Орель. Не знаю, что было в том анонимном письме, но ты блефуешь.

  60