Последние отзывы

  25  

Однажды утром я получила светящуюся открытку из Лас-Вегаса. Надпись на оборотной стороне, сделанная шариковой ручкой, сообщала: «Победа! Как утверждают газеты, мы открытие этого года. Беспрецедентный успех. Неслыханно! Представляешь, я появляюсь на сцене, стоя в прозрачной кабине, летящей над публикой. На мне платье металлического цвета, длинные черные перчатки, а в руках — огромный мундштук в стиле Джильды. По свистку Вальтера клетка приземляется перед зрителями. На глазах у всех я снимаю перчатки, бросаю их в зал, и они тут же превращаются, как ты, наверное, уже догадалась, в голубей.

Но самое замечательное — это момент, когда открывается клетка. Из нее выходит львица с моим платьем в пасти.

Но знаешь ли, Зита, несмотря на этот успех, я сыта по горло магией и вторыми ролями. Многие говорят, что мне надо выступать в мюзик-холле. Я уже начала готовить программу из песен. Если все пойдет хорошо, она будет готова к лету. Я тебе все расскажу».

Я несколько раз перечитала открытку и приколола ее над своим письменным столом вместе с другими. Все вместе они образовывали замечательную мозаику, в которой читались этапы успеха Орелин. Время от времени, отрываясь от своих занятий, я бросала на них взгляд, и это придавало мне мужества. Я воображала, что успехи моей кузины каким-то образом откроют дорогу моим собственным.

Мне было двадцать лет, и я была не лишена честолюбия. Я много работала и мало спала. В отличие от моих подруг, у меня не было поклонника. Да и где я могла бы его встретить? Я не принимала участия в студенческих вечеринках и не показывалась на городских праздниках, что, впрочем, уберегло меня от разочарований: моя нескладная фигура была не из тех, что заставляют ребят вздыхать. И если бы дело было только в моих плечах баскетболистки! Когда я смотрела на себя в зеркало, мне становилось ясно, что все в моем лице надо переделать: основание носа слишком массивное, глаза слишком круглые и слишком близко посаженные. Тонкий бесцветный рот не призывал к страстным поцелуям, а подбородок только выигрывал оттого, что был скрыт шарфом. Правда, я могла утешать себя тем, что у меня самые красивые уши на курсе, но кому, спрашивается, нужны уши?

Как раз в это время, когда я видела себя в самом непривлекательном свете и над которым я теперь первая же готова посмеяться, мне явилась неожиданная поддержка в лице отца, хотя, как мне казалось тогда, он никогда не относился ко мне серьезно и никогда не старался меня понять. Как-то раз, в один из майских дней, он неожиданно позвонил в мою дверь. Я была тем больше удивлена его приходом, что он никогда не интересовался тем, где я живу, и вносил плату за мою комнату, так ни разу до этого не побывав в ней.

— Послушай-ка, Зита, это твоя соседка — та брюнетка, которую я встретил на лестнице?

— Да, — сказала я, раньше чем успела его поцеловать и пригласить в квартиру, заваленную книгами и газетами. Я была скорее смущена, чем обрадована его приходом. Стараясь скрыть свое замешательство, я взяла у него из рук бутылку вина и вареного цыпленка, купленные неподалеку в магазинчике полуфабрикатов. Положив цыпленка на блюдо, я принялась за поиски штопора, которого в моем доме заведомо не могло быть. Пришлось вырезать пробку по кусочку при помощи ножа.

День был жаркий. Мы уселись возле широко открытого окна. Было слышно, как на автостоянке мальчишки играют в футбол. Стрижи с криком рассекали темнеющее небо. Как раз в это время морской бриз проникает в город. Но было еще слишком рано, чтобы почувствовать прохладу, принесенную им. В эту часть Монпелье она приходит только с наступлением ночи. Мы чокнулись, и отец произнес тост за успех моего экзамена, хотя он не имел никакого представления о моих занятиях и не видел в них большой пользы.

— Запыхался, па?

— Пришлось далеко оставить машину, да и по лестнице я поднялся слишком быстро.

На нем был бежевый льняной костюм, голубая рубашка в полоску и галстук со слегка распущенным узлом. Он похудел, и пиджак висел на нем мешком. Казалось, что время легким прикосновением оставило на его лице едва заметную печать усталости. Однако он ничуть не огорчался из-за гусиных лапок, царапавших виски, а в глазах у него светилась все та же улыбка, которую мы так любили.

— Может, сразу же и поедим?

— С удовольствием.

Я убрала со стола свои учебники и тетради. Отец расставил тарелки и разрезал еще теплого цыпленка. Мы его съели по-простому, без церемоний, в то время пока ночь медленно опускалась на уже темнеющие сосны. За десертом я повернула свою чертежную лампу к стене, и мы так и сидели в полумраке, разговаривая о наших семейных делах. Когда разговор коснулся нашей кузины, я с самым невинным видом призналась, что мне всегда хотелось быть похожей на нее, но что я не обольщалась на этот счет: вряд ли мне удалось бы чего-нибудь добиться на этом пути.

  25