Моя судьба.
Неужели ее участь — терпеть насилие от рук этого грязного дикаря Камала? Лежать с ним в постели, пока родители тоже не окажутся в его власти?
К Арабелле подбежала встревоженная служанка.
— Помоги госпоже, — приказал Радж и направился к выходу. Лина растерла руки Арабеллы приятно пахнущей мазью и забинтовала, что-то укоризненно приговаривая. Потом принесла завтрак — мягкие лепешки, свежие апельсины и гранатовый сок. Следующие несколько часов Арабелла провела в бане — волосы ее снова вымыли, тело умастили жасминовым маслом. Она почти не слушала болтовню Лины и гаремных невольниц, которые осмелились подобраться ближе, чтобы разглядеть ее. Знает ли Адам о том, что случилось с ней? И что предпримет, когда узнает?
Арабелла послала убийственно-зловещую улыбку ни в чем не повинному кусту олеандра. Остается надеяться, что Адам четвертует графиню.
После обеда, состоявшего из риса и овощей, Лина оставила госпожу в одиночестве, посоветовав отдохнуть. К. собственному удивлению, Арабелла почти мгновенно заснула, но сон был тяжелым, полным кошмаров и ужасных видений.
Она проснулась с головной болью, испуганная и измученная, но все-таки решилась выйти из тесной комнатки и прогуляться по саду. Аромат цветов немного успокоил нервы, и девушка легла на солнышке у бассейна, пытаясь прийти в себя.
— Ты здесь, дочь ведьмы! — воскликнул кто-то ехидно. Арабелла открыла глаза и улыбнулась Елене.
— Я слышала, ты такая злобная сука, что хозяин привязал тебя к кровати.
— Верно, — согласилась Арабелла.
— Сегодня ночью он пошлет за мной, а ты останешься гнить в своей конуре.
— Очень на это надеюсь, Елена. Хорошо бы меня оставили в покое!
Елена в раздражении уставилась на англичанку. Неужели никакой шип не способен пронзить эту толстую шкуру? Гречанка не могла поверить, что девчонка не старается заслужить благосклонность повелителя. Любая гаремная невольница стремилась привлечь его внимание.
— Откуда ты знаешь итальянский? — прошипела она.
— Я выросла в Генуе и проводила там каждые полгода.
— Ага! — воскликнула Елена, злорадно усмехаясь, — теперь я раскусила тебя, английская корова! Ты знаешь, что господин может взять любую женщину, какую только пожелает! И притворяешься, что не хочешь его, надеясь ему понравиться!
— Елена, — терпеливо объяснила Арабелла, садясь, — неужели ты не хочешь быть свободной? Стать хозяйкой собственной судьбы? Ни от кого не зависеть?
— Что ты несешь? — с подозрением осведомилась та.
— Я хочу сказать, что ни один мужчина, ни одна женщина не должны ни перед кем пресмыкаться. Никого нельзя удерживать силой.
Она оглядела прекрасный сад, изящные здания. Тихое безмятежное пристанище, которое, однако, не перестает быть тюрьмой.
— Это твой мирок. Но он слишком узок, слишком тесен. И ты живешь под стражей. Вас день и ночь охраняют.
— Ты безумна, — решила Елена. — И когда хозяин возьмет меня в жены, я велю казнить тебя!
Она повернулась и величественно поплыла по саду. Арабелла посмотрела ей вслед, снова легла и закрыла глаза.
— Прости Елену, — раздался мягкий незнакомый голос. — Если у нее не будет Камала, значит, ничего не останется в жизни.
Арабелла приподнялась. Над ней стояла женщина с тяжелым, набухшим ребенком животом. Чей он? Камала?
— Кто вы?
— Я Лелла. И хотела поговорить с женщиной, которой удалось рассердить Камала, — медленно, но очень правильно выговорила по-итальянски женщина.
— Пожалуйста, садитесь, — пригласила Арабелла. — Очень жарко, и ваше бремя нелегко нести.
Лелла кивнула и осторожно опустилась подле Арабеллы.
— Ты англичанка, дитя мое?
— Дитя? — улыбнулась девушка. — Вы ненамного старше.
— Мне почти двадцать пять, и кажется, я так долго ношу этого ребенка, что поневоле чувствую себя немощной старухой.
Арабелла покачала головой.
— Вы прекрасны, — искренне сказала она. Густые темно-каштановые волосы Леллы отливали янтарем, а черты овального личика были классически совершенны. Умные серые глаза лучились теплом.
— Мне сразу показалось, что ты добра. Это правда, что Камал в ярости привязал тебя к кровати?
— Я счастлива, что спала рядом с его кроватью, а не в ней! — язвительно выпалила Арабелла и, надменно вздернув подбородок, добавила: — Конечно, вы носите его ребенка и, возможно, любите этого человека, но мне очень жаль…