Да как он мог не хотеть ее? О Боже, он жаждал войти в нее, а она требует каких-то признаний! Поджаренный хлеб ему понравился. Разве он уже не сказал?
Бишоп тяжело вздохнул, но похоть продолжала бушевать, и справиться с ней он не мог.
Он потянулся к ней. К его удивлению, она вручила ему полоску вяленой сельди.
— Я хочу видеть тебя нагой, — объявил он, продолжая жевать. Доел сельдь, снова потянулся к ней. Но во рту оказалась очередная полоска. — Я хочу тебя. Хочу раздвинуть твои ноги. Широко. Хочу ощутить твои руки на своей плоти. Прямо сейчас.
— Ты не боишься, что проклятие тебя погубит? Проклятие? Что за вздор!
— Иди сюда, Меррим. Сними платье и иди сюда.
Она медленно опустилась на колени, но тут же встала, подбоченилась и взглянула на него сверху вниз.
— Нет! Убирайся, Бишоп! И не смей так разговаривать со мной! Я в жизни не слышала от тебя подобных слов! Твое лицо в тени, но я даже отсюда вижу странный блеск твоих глаз. Нет, оставайся на месте! Уходи прочь!
— Не могу же я одновременно сделать и то и другое, — резонно возразил Бишоп и заметил, как она от неожиданности вздрогнула. Черт возьми, что он сказал? Что ни говори, а это всего лишь похоть, доводящая его до исступления.
Он хотел что-то сказать, но девушка задохнулась и выскочила из пещеры.
— Меррим! Немедленно вернись! Там темно, в округе бродят дикие животные, и…
Но она, конечно, не слышала. А он… он стал тверже каменной стены, на которую сейчас опирался! И дрожит от желания… Нет — нужно быть честным, — утопает в собственном вожделении, и в голове одна мысль: она должна принадлежать ему и скоро станет его женой. Так что совсем не важно, понесет ли она в эту ночь. Не важное не имеет… Господь, конечно, его простит!
Он выкрикивал ее имя снова и снова, пустившись в погоню. Девушка мчалась туда, где стоял Бесстрашный, удивленно потряхивая огромной головой. Неужели задумала украсть его коня?
Ему удалось схватить ее за ногу как раз в тот момент, когда она умудрилась вскочить на широкую спину жеребца. Один рывок — и она свалилась едва ли не на него. Он прижал ее к себе. О Боже. Не впервые он обнимал ее, ощущал прикосновение грудей, но теперь хотел обнажить их, прижаться губами к соскам. Хотел гладить длинные ноги и треугольник между ними.
Он дышал так тяжело, что едва мог говорить.
Она барабанила кулачками по его груди, плечам. Один удар случайно угодил в челюсть. Правда, больно не было. Не то что от тех пощечин в черной дыре. Собственно говоря, он этого почти не заметил. Заметил только, что она тяжело дышит, и внезапно почувствовал ее страх. Он испугал Меррим своими речами! Нужно ее успокоить! Нельзя же просто швырнуть ее на землю и овладеть!
Он схватил ее за плечи и принялся трясти, пока голова не откинулась назад. И как ни хотелось поцеловать ее губы, он злобно прошипел:
— Что это с тобой? Ты все равно выйдешь за меня! Что дурного, если мы ляжем вместе еще до свадьбы? Пусть даже священник не благословил нас, какая разница?! Этому суждено случиться, Меррим. Не противься мне! Ты сильная и не должна ничего бояться! Я хочу взять тебя… да и ты желаешь того же! Неужели не видишь, как мне плохо?!
— И как тебе плохо? — закричала она ему в лицо, с новой силой ударив в грудь кулаками.
Бишоп так и не понял, о чем она. Он сказал все, что думал, и теперь настало время взять ее.
— Скажи, что больше меня не боишься. Скажи, что хочешь.
Его вздыбленная плоть упиралась ей в живот. Он знал, что она должна ощутить все: его форму, размер… и знал также, что она боится. Но все это не играло роли. Ничто не играло. Кроме одного: лечь между ее бедер. Сейчас.
— Скажи.
Она сжала ладонями его голову, сначала слабо, потом чуть сильнее, пытаясь привлечь его внимание. Наконец ей это удалось.
— Послушай: ты будешь моим мужем, пока я жива, если проклятие не убьет тебя. Ах, это дурацкое, злобное проклятие!
Он поцеловал ее. В животе Меррим стало горячо, и она смело поцеловала его в ответ. И снова это непривычное ощущение внизу живота, распространявшееся вверх, до самой груди! Но теперь стало трудно дышать. И это всего лишь потому, что его копье так отвердело?
Теперь его руки опустились на ее бедра. Стиснув округлые ягодицы, он поднял ее и вдавился своей плотью, и она зажмурилась от счастья.
А его поцелуи… хоть бы он не останавливался!
Его язык толкнулся в ее губы, и она приоткрыла рот. Все мысли мигом вылетели из головы, когда он коснулся ее языка своим.