Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
111 
Филиппа поцеловала мужа, погладила по плечу и улыбнулась гостям:
— Он расстраивается.
— О нет, Филиппа. Он просто шутит, — заверила Меррим. — Никому в Сент-Эрте не грозит голод.
— Дело не в этом, — возразила Филиппа, запустив пальцы в волосы мужа. — Дьенуолд расстраивается, потому что недалеко от Сент-Эрта орудует шайка разбойников и он хотел разгромить их, но сыновья, хватаясь за его ноги, умоляли и заклинали не делать этого. Твердили, что король, их дед, будет недоволен.
— Эдуарду и Николасу всего восемь месяцев, — рассмеялся Бишоп, — и вряд ли они способны кого-то о чем-то молить, не говоря уж о том, чтобы удерживать!
— Собственно говоря, от их имени выступил Круки, верно, дурак?
Шут выпрямился во весь свой невеликий рост, едва доставая макушкой до подмышки Меррим, и пронзительно запел. Резкие звуки летели в высокий потолок зала.
- Король сказал — его воля закон.
- Больше милорд не ловит воров!
- Он устал, он пришел отдохнуть,
- Но до того, как мирно уснуть…
Не докончив, Круки повалился на спину, замолотил кулаками по голове и взвыл:
— Я все испортил! Хотел сложить песню о том, как господин заставляет госпожу кричать во все горло, когда ее ублажает. Я все испортил, потому что не нашел рифмы! Но теперь, когда вы знаете, как следовало бы спеть, скажите, ведь это было не слишком плохо?
— Нет, Круки, — заверила Филиппа, — не слишком. И я не кричу во все горло, болван ты этакий!
— Ха, — фыркнул Дьенуолд, — ты так вопишь, что бедный привратник Принн каждый раз поднимает тревогу, в полной уверенности, что на замок напали. То, что ты спел, Круки, никому не нужная правда, которая никого не должна интересовать. Лучше поскреби свою вшивую голову и придумай что-то получше. В конце концов, у нас гости, достойные гости!
С этими словами Дьенуолд поднялся, пнул шута, и тот кубарем покатился по тростниковым подстилкам.
Глава 34
— Мои люди волнуются, — объявил Дьенуолд Бишопу. — Потрясают оружием, хвастаются своей силой. Мы целых две недели не видели ни одного разбойника! Они готовы искрошить в капусту солдат, занявших Пенуит. Надеюсь, у тебя хороший план?
— Да, — кивнул Бишоп, глядя на возвышавшийся вдали Пенуит. — План у меня есть.
Дьенуолд не стал допытываться. Бишоп сам расскажет, когда захочет.
А Бишоп думал о том, как странно, что вокруг все зеленое: поля, кусты, деревья. Земля, темная и жирная, была готова к рождению нового урожая. Яркие полевые цветы усеяли луга. Больше в Пенуите не было засухи. Но почему она вообще началась? Принц ничего не говорил.
Бишоп задумчиво покачал головой.
И все же это наверняка связано с проклятием, а может, и с его появлением здесь.
Он вспомнил облако отчаяния, окутавшее гибнущую землю, и огромное облегчение наполнило его душу.
Бишоп и Дьенуолд ехали во главе отряда. Позади, рядом с Меррим, скакал Горкел, человек, который мог одновременно раздавить головы трех воинов, как яичную скорлупу.
— Не стоило брать Меррим с собой, — заметил Дьенуолд, оглянувшись. — Уж очень это опасно.
— Дело в том, что без нее мой план ничего не стоит. Она просто необходима. У меня не было выхода. Я позабочусь, чтобы ей ничто не угрожало. Но знаешь, Дьенуолд, мне все же хотелось бы понять, как ты умудрился удержать Филиппу дома.
— Честно говоря, пришлось подкупить мою девочку, — признался Дьенуолд, забавно поморщившись.
Бишоп вскинул черную бровь.
— Пообещал, что поговорю с Грейлемом насчет брачного контракта между малышом Гарри и моей Элинор.
— Превосходная партия, — одобрил Бишоп, — но я по-прежнему не в силах поверить, что Филиппа согласилась остаться в Сент-Эрте за столь жалкую взятку, тем более что, как я полагаю, ты в любом случае породнился бы с де Мортоном.
— Тут ты прав. Но, поскольку ты скоро женишься на Меррим, позволь дать тебе совет, как обращаться с упрямой женой: никогда не стесняйся лгать, чтобы добиться цели. Я битый час рвал и метал, клянясь, что в жизни близко не подойду к семейке де Мортонов. И уж поверь, был весьма убедителен, — ухмыльнулся Дьенуолд. — Ну а потом позволил ей донимать меня, сколько ее душеньке угодно. Орать, утверждать, что я последний идиот. И теперь моя дорогая девочка гордится своей замечательной победой.
Он был так доволен собой, что принялся весело насвистывать. Позади послышался смех Горкела Безобразного. Звуки, нужно сказать, были поистине ужасающими.
111 
