... 
58 
— Это верно, — признал Андрей, прогуливаясь по горнице, чуть не по пояс заполненной овеществленным человеческим плачем. — Хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам.
— Не успеваю сам. Дня не хватает, сна не хватает, сил не хватает, терпения. Чую часто, что гнев, а не сострадание к несчастным испытываю.
— Гнев — плохой советчик, — ожидая продолжения, кивнул Зверев. — Я бы, наверное, уже на второй день такой работы голову кому-нибудь бы отрубил. Скорее всего, почтальону.
— Посему тебя и вспоминал, боярин. Все гадал: а чтобы этот дерзкий и быстрый сделал? Как бы узел Гордиев разрубил, чтобы и справедливость была, и силы не все до капельки на нее тратились?
— Ты ищешь правды, государь, или жалости? — повернулся к Иоанну Андрей.
— Ты о чем молвишь, боярин? — склонил голову набок юный царь.
— Жалость в том, что труд потрачен огромный, государь, что безмерно в нем любви к людям, старания и самоотверженности. А правда в том, что все это ерунда, мусор, помойка, полный и никому не нужный хлам. — Зверев подобрал несколько свитков и небрежно подбросил вверх.
— Да как у тебя язык повернулся, боярин?! — моментально вскипел Иоанн. — Это же слезы, это чаяния людские, это надежда их последняя на справедливость царскую.
— Ну и что? — пожал плечами князь Сакульский. — Дело правителя не в том, чтобы в каждую дырку с затычкой влезать и каждый чих платочком вытирать. Дело твое, государь, — сделать так, чтобы дырок таких не было, а коли и случатся, так чтобы сами они, без твоего участия, быстро слугами честными затыкались.
— Где их взять, честных? Об том ведь и речь!
— Сами, государь. Пусть сами находятся. Ты говоришь, люди жалуются на несправедливость суда воеводского? Так ты прикажи, чтобы они из своей среды выбрали двух представителей, в честности которых уверены. По одному от людей служивых и людей черных. Пусть на суде они вместе с воеводами дело разбираемое слушают. И чтобы ни один вердикт не считался законным, коли выборные от людей его не подтвердят, не согласятся с его справедливостью. Сделай так — и суда по злобе или корысти воевода уже не сотворит. А сотворит — выборные его не подтвердят. А подтвердят — либо справедливо решение получается, либо выборные таковы, что сами… Но тут ты, государь, уж ни при чем. Тут сама община виновата, что таких людей к воеводе приставила. К ним жалобщику идти, кланяться надобно. И половины этих бумажек, — обвел пальцем сундуки Зверев, — уже не появится. А вера людей в справедливость вырастет. Потому как на самых честных из их среды эта справедливость держаться будет. А еще лучше не только выборных для суда, но и самого воеводу пусть люди выбирают. Вот тогда они точно самого толкового и честного выберут, и давай жулик посторонний подарки подьячим, не давай — именно честный на воеводство сядет. А ошибутся — значит, дураки. Тут на царя кивать нечего, самим искать и сажать себе честного нужно. Глядишь, и вторая половина грамот тоже пропадет за ненадобностью.
— Как же, выбирать! — фыркнул Адашев. — Они же тогда, воеводы, про дела Руси всей, про государя враз забудут. Станут токмо о своей волости радеть, для нее стараться. И выборный от тягловых людей никогда супротив своих не проголосует. Тут суды и вовсе пропадут, потому как решений выносить не станут.
— Ну воеводу всегда законом обложить можно, — пожал плечами Зверев. — Скажем, коли налогов меньше положенного сдал или людей вовремя на службу не выставил — выборный посадник снимается за нерадение, и вместо него другой царем назначается. К тому же выборного за отказ судить и наказать можно. Я ведь про другое говорю. Не дело царю всю эту макулатуру разгребать. Дурость все это. Государь должен взять чистый пергамент, сесть, подумать недельку, да и издать такой указ, чтобы всех этих жалоб больше уже никогда не появлялось!
— Не шуми, князь Сакульский, ибо в помыслах моих и так неясное творится, — оборвал его Иоанн. Походил меж сундуков и решительно указал: — Ступай, князь. Решу я ныне, что сделать с тобой надобно. За грубость, дерзость твою на дыбу вздернуть али за прямоту откровенную серебром и златом наградить. Опосля узнаешь. А ныне — ступай.
Андрей пожал плечами, повернулся к двери.
— Стой!
— Слушаю, государь, — развернувшись, склонил голову Зверев.
— Вспомнил! Ргада, и списки Троицкие. По Ярославову уложению, когда человека русского коли судят, то из горожан, али общины, али из людей, что на суд княжий собрались, двенадцать мужей выбирается, и они по обычаю и умыслу своему решают, виновен в грехе обвиненный али нет, — довольно улыбнулся Иоанн. — Я знал, я сразу вспомнил, что читал о чем-то похожем! Обычай сей столь хорош иноземным гостям казался, что многие народы его от русичей переняли. А мы забыли. Ты знал о сем уложении, что в Русской Правде упомянуто? А коли так, боярин, то почему двух выборных предложил?
58 
