Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
117 
У Тани шло какое-то заседание. Три женщины и двое мужчин удивленно повернули к нему голову. Однако колдун не отступил:
– Простите, пожалуйста, но это очень срочно. Можно вас на две минуты?
– Извините, товарищи… – Татьяна обошла стол, вышла к нему в приемную, притворив за собой дверь. – Что случилось?
– Ничего, – тихо ответил Пустынник. – Просто мне показалось, что если я не увижу тебя сейчас, в эту минуту, то умру на месте.
– Дурачок ты, Толя. – Она погладила мага по голове, поцеловала. – Никуда я от тебя не денусь.
– Скажи это еще раз.
– Я никуда от тебя не денусь, мой любимый чародей. Теперь ты успокоился?
– Не знаю. – Колдун внимательно поглядел ей в глаза. – Слушай, а ты можешь выполнить одну мою очень глупую просьбу?
– Какую?
– Ты можешь на протяжении трех минут говорить о карандаше?
– Могу, – рассмеялась Таня. – А зачем?
– Попробуй.
– Ну, – потерла нос женщина. – Карандаш, он сделан из дерева и грифеля. Бывает окрашен в разные цвета. Им пишут по бумаге. Белой бумаге с буковками. Я сегодня этих бумажек написала не меньше десятка. И карандашом, и ручкой. Это та, которая с чернилами. Они бывают гусиные, шариковые, перьевые. Мне на юбилей работы с золотым пером подарили…
Пустынник остановил ее, положив палец на губы.
– Что? – удивилась Таня.
– Ничего. Я очень тебя люблю.
– Я тебя тоже.
– Я афишу спектакля одного встретил. «Хрустальный зверинец». Я его только на английском языке видел. Сходим сегодня?
– Конечно. А теперь извини, меня ждут.
– Разумеется, иди… – отпустил он Таню. Сам отошел к окну, прижался лбом к стеклу. – Проклятие! Эта русская земля словно пропитана каким-то ядом. Еще немного, и я начну говорить о совести…
Он резко оттолкнулся, вышел из приемной и, небрежно насвистывая, побежал по ступеням вниз.
Глава четвертая
Санкт-Петербург, улица Большая Морская, фитнес-клуб «Сильфиджа».
17 ноября 1995 года. 11:30
Лена заглянула в комнату, окинула ее тревожным взглядом:
– Леша, ты где? Леша! – Однако тут до ее слуха донесся слух льющейся воды, и девушка с облегчением повернула к ванной, приоткрыла дверь и торопливо скользнула внутрь, не давая брызгам наплескаться в комнату. – Леша, ты чего?
– Чего-чего? – огрызнулся тот, подставляя лицо струям горячего душа.
– Ты чего убежал?
– А что, еще кого зарезать надо?
– Ты никого не зарезал, – покачала она головой. – Ты победил в честной схватке. Или ты, или он.
– А оно было нужно? – развернулся Дикулин. – Зачем убивать? Почему обязательно кого-то нужно убивать?! Что он вам сделал, ваш эмир? Надоел, наскучил? Значит, сразу на мясо?
– Потому, что ты стал моим избранником, Алексей. И должен был занять место эмира.
– А убивать? Убивать его зачем? Почему просто не отпустить, не прогнать, не уволить? На этой земле, что, мало места? Почему обязательно надо убивать?
– А что, много? – Лена шагнула к нему, оттолкнув к стене. – Ты это дедам своим расскажи, что в Отечественную кровью это место для тебя оплатили. Отцам своим скажи, что в Корее и Вьетнаме сатанистам силу свою показали. Однокашникам скажи, что сейчас в Чечне от рабства тебя защищают. Думаешь, им умирать хочется? Думаешь, они убийцами родились? На этой земле всегда мало места! Потому что всегда есть те, кто чтит совесть, и те, у кого ее нет!
– Ты меня войной в нос не тыкай! – отпихнул ее Дикулин. – Мы не на фронте, чтобы кровь за водичку считать.
– Эта жизнь всегда фронт, – отступила антикварщица. – Хищники кушают травоядных, травоядные топчут хищников. И каждый раз остается кто-то один. Тебе просто повезло, Лешенька. Всему вашему поколению повезло. Вы первые за четыре тысячи лет, кто за всю свою жизнь ни разу не голодал, не воевал, от холода не подыхал. Кого баловали, учили, кто привык, что каждый каприз исполняется. Привыкли вкусно кушать, тепло спать, развлекаться с комфортом. Служить вам нынче тяжело, денег вам всегда мало, работы всегда много. Забыли вы, что выжить, не сражаясь, невозможно. Потому страну свою и просрали.
– Я, что ли, просрал? – возмутился Алексей.
– И ты тоже. – Девушка опустила взгляд на свою мокрую одежду, попыталась стряхнуть с нее еще не впитавшиеся капли. – Все. Ты ее защищал? Ты задницу свою от телевизора оторвал, когда ее разоряли? Вот и помалкивай.
– А ты?
117 
