Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
42 
Чиновные люди узнаваемы сразу, без всяких сомнений. У любого из них обязательно натянута на лицо самодовольная маска уверенности в собственной значимости, а главное, в собственном всемогуществе, пусть все, что он может сделать — это поставить печать. Причем поставить исключительно по своему желанию, а не учитывая заслуги или прегрешения того, кто оказался просителем. Вот и мужчина средних лет — одетый во все черное южанин с бледной, а потому нездорово желтой кожей — первым делом взглянул на меня сверху вниз, хотя его голова находилась намного ниже моих плеч.
Смотрел он долго, словно искал какой-то изъян в моем облачении или в чертах лица. Наконец, вроде бы удовлетворившись произведенным осмотром, опустил взгляд к бумаге, пока еще девственно-чистой.
— Ваше имя, эррете?
Эррете. Так звучит обращение на местном наречии? Раскатисто и звонко. Чуть угрожающе. Прямо как гром, накатывающийся из-за горизонта. Эррете… А что он спросил-то? Ага, вот и первый просчет моего беспощадного напарника! Что я, по его мнению, должен отвечать? Времени-то на придумки нет. И желания, кстати, тоже. Остается только одно: правда.
— Ханнер Мори со-Веента.
Последнее слово явно заставило чиновника задуматься. Столичный житель, отправившийся Бож знает куда, всегда вызывает если не подозрение, то хотя бы вопрос «почему?».
— Цель вашего прибытия в Катралу?
Еще лучше! Что рассказывать дальше? Какая надобность привела меня сюда? Поиски сбежавшей преступницы? Тогда можно заранее начинать копать могилу, иначе не поспеешь к тому часу, когда за тобой придут, чтобы избавить от страданий, именуемых жизнью. От страданий…
— Собираюсь поправить пошатнувшееся здоровье.
Чиновник снова поднял на меня взгляд. Мягко говоря, недоверчивый. Конечно, кому бы рассказывать о тягостной болезни, но только не мне: худобой и раньше не отличался, а проведя некоторое время в сельской местности, еще вширь раздался, и лицо заметно посвежело.
— И что же его… пошатнуло, ваше здоровье?
Спросили с заметной издевкой. Мол, знаю, что вы все придумываете, так извольте теперь соврать убедительно, иначе никаких подорожных не получите. Было бы гораздо проще его подкупить, право слово! Кто в здравом уме откажется от дармового заработка? Но хотя меня обрядили богато, деньгами не снабдили, дали лишь…
Навершие посоха застыло у груди чиновника, касаясь ткани камзола. Не прижимая противника к спинке кресла, потому что это означало бы необходимость замаха, если сражение продолжится. А так у меня в распоряжении оставалось несколько пядей свободного пространства, достаточного для нанесения смертельного удара.
— Показать?
Он оказался неглупым человеком, способным оценить мое любезное предложение. Может быть, сам не брезговал в юности драками, может быть, попал в это кресло после военной службы. В любом случае испугаться не испугался, но взгляд отвел. Обратно к бумагам.
— Пошатнувшееся здоровье… Повреждения в груди?
— Да.
Перо заскрипело по бумаге.
— Едете в южные края по совету лекаря… — Он уже не спрашивал, а проговаривал то, что пишет, только для того, чтобы у меня была возможность поправить. Если понадобится. — В сопровождении…
— Слуги.
— Именуемого…
— Натти.
— Собираетесь оставаться в Катрале…
— Не менее месяца, а то и двух.
Он кивнул, заканчивая писать, прижал печатку к лужице застывающей восковой смеси, осторожно присыпал строчки песком, потом аккуратно собрал крупинки, впитавшие излишки чернил, в коробочку. И покосился на посох, навершие которого все еще покачивалось рядом с грудью.
— Извольте получить вашу подорожную.
* * *
Натти ждал окончания разговора, разумеется, подальше от чиновника — у входа в зал, впрочем, внимательно прислушиваясь к каждому произнесенному слову. Только когда бумага оказалась у меня в руках, рыжий бочком подобрался ко мне, и выходили мы уже вместе. Наружу. Под яркое, почти злое солнце.
Я никогда не был любителем жары, но сейчас, невольно вдохнув полной грудью сухой, как раскаленная сковорода, воздух, к несказанному удивлению, почувствовал себя намного лучше, чем в затененной комнате. Значит, лекарица не обманывала: на юге мне будет дышаться легче. Осталось проверить, насколько будет хватать паров тысячезрачника. Кстати о траве.
— Где твое зелье?
Рыжий протянул мне флакончик, похожий на те, в который столичные дамы складывают душистую соль.
42 
