Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
126 
Часом позже пектораль была восстановлена во всем своем былом великолепии, и раввин снова завернул ее в белоснежную ткань, а после – в грубое полотно.
– И все же я предпочел бы, чтобы она осталась у вас, – вздохнул Морозини. – Перед смертью Симон сказал нам, что вы – последний из Первосвященников Храма, несколько камней из стен которого вмурованы в стены вашей синагоги. Вы могли бы спрятать ее здесь, например, на чердаке...
Иегуда Лива посмотрел на князя взглядом, пронизывающим, словно огненная стрела.
– Ей там не место. То, что лежит под крышей Староновой синагоги, относится к Божественному Правосудию и Возмездию. Пектораль должна принести с собой надежду, вернувшись туда, откуда ей никогда не следовало уходить.
– Прекрасно! Все будет выполнено в соответствии, с вашей волей...
Князь протянул руки, взял серый сверток и спрятал его на груди, потуже затянув пояс плаща.
– Ты ничего не забыл? – спросил великий раввин, видя, что он собирается уйти.
– Если вы хотите прибавить к этому ваше благословение – не откажусь.
– Я говорю о той женщине из Севильи, чья неупокоенная душа...
– Господи! – густо покраснев, простонал Альдо. – Сусана! Как же я мог позабыть о той, кому мы обязаны возвращением рубина?
– У тебя есть кое-какие оправдания. Держи!
Он взял с аналоя, на котором покоилась Тора, тон-кий свиток пергамента, вложил его в кожаный футляр, затем протянул Альдо.
– Тебе предстоит еще одно путешествие, друг мой! Ты отправишься туда, глубокой ночью войдешь в дом этой несчастной, достанешь пергамент, расстелешь его на ступеньках лестницы и уйдешь, не оборачиваясь. Это свидетельство искупления ее греха...
– Я сделаю все так, как вы приказали!
– Мы сделаем, – поправил друга Адальбер, когда ночными переулками они пешком возвращались в отель «Европа». – Я всегда обожал истории с привидениями!
Но только добравшись до гостиницы, он получил наконец согласие Альдо.
– Я был бы рад, если бы ты поехал со мной, но я надеялся, что ты предложишь сопровождать меня в Иерусалим, – сказал Альдо, положив сверток с пекторалью на столик у изголовья и вытащив оттуда письмо, которое Иегуда Лива засунул под полотно.
– Я так и собирался поступить! А что мы будем делать сейчас?
– Три часа ночи. Тебе не кажется, что лучше всего было бы лечь спать? Как только проснусь, позвоню домой узнать, вернулась ли Анелька. Давно пора вырвать у нее когти!
– Каким образом?
– Пока не знаю, но думаю, что известие о смерти отца и брата должно сделать ее более сговорчивой. Надеюсь, мне удастся уговорить ее отправиться жить куда-нибудь в другое место...
– По-моему, – вздохнул Адальбер, – ты все еще веришь в сказки. Ну да ладно, спокойной ночи!
– Нет никаких причин, чтобы она оказалась беспокойной...
И правда, давно уже Альдо не случалось так безмятежно спать. Почти полное истребление рода Солманских и восстановление пекторали наполняли его душу подлинной радостью, ничто или почти ничто не омрачало мыслей. Морозини проснулся поздно с ощущением, что родился заново. Он был бодр и исполнен колоссальной жаждой деятельности. Первым делом князь заказал телефонный разговор с Венецией, и, пока дожидался, привел себя в порядок (в первый раз за несколько месяцев он пел под душем) и плотно позавтракал. Он закурил первую в этот день сигарету, глядя, как веселое осеннее солнце скользит лучами по завиткам в стиле модерн, украшавшим его окно, – и тут его соединили с домом. Первые же слова нанесли тяжелый удар по беспечной радости жизни.
– Альдо! Наконец-то вы! – прозвучал на другом конце провода полный тревоги голос Ги Бюто. – Слава Богу! Где вы? Я думал, вы в Цюрихе, но в отеле мне сказали, что вы уже несколько дней как уехали на машине вместе с господином Видаль-Пеликорном... А нам-то, нам вы сейчас так нужны!
– Мы в Праге... Но, Бога ради, успокойтесь, друг мой! Что происходит?
– Ваша жена и ваша кузина Адриана умерли... отравились грибным суфле... И Чечина при смерти.
– Отравились? Но где?
– Здесь, конечно. Во дворце!.. Анелька собиралась отпраздновать с графиней Орсеоло скорый захват власти в доме. Она приказала Чечине приготовить на ужин блюда французской кухни... Они так их и не доели...
– Вы хотите сказать, Чечина их...
– Да... а потом она тоже поела суфле, но...
В телефоне внезапно что-то затрещало, Альдо больше ничего не слышал, только отчаянно кричал «алло!». Наконец раздался голос телефонистки:
126 
