Последние отзывы

  36  

– Ничего другого я от вас и не ждал: вы предлагаете самый сложный путь. Итак, какими начальными данными мы располагаем? Молодой человек с определенными… отклонениями оказался на месте убийства. Случайно или нет?

– Давайте пока оставим в стороне проблему Солинаса. Быть может, это всего лишь еще одна запутанная нить и она добавилась позже к уже запутанному клубку…

– А именно к чему?

– К сексуальным домогательствам, жертвой которых стал Филиппо Танкис, старший инспектор! Вот откуда, по-моему, начинается вся история. Братья утверждают, что не верят этому, но их тоже гложет червь сомнений, да еще как…

– Хорошо, я попробую сейчас оценить ситуацию с вашей точки зрения. Итак, с одной стороны – смерть Солинаса. Скажем, у Танкиса выдался час, когда он случайно освободился от опеки родных, и он оказался замешанным в убийстве… К тому времени уже возникла история с сексуальными домогательствами, разумеется, если они вообще имели место… Как же связать все это со смертью Танкиса в тюремной камере? Теперь уж я думаю, что нам было бы легче, если бы он действительно сам свел счеты с жизнью!

Нечего возразить, все выглядело безупречно. И все это было ошибкой.

Двуколка запрыгала по булыжникам мостовой.

– Остановите здесь, я уже приехал.

– Доброй ночи, дорогой адвокат, подождем с нашим делом до утра, как говорится – утро вечера мудренее!

Первая ступенька лестницы скрипит. И на ней, так мне снилось, сидит мой отец. «Я слишком рано вас покинул, я едва успел увидеть, как ты начал подрастать, – говорит он. Потом он сутулится, вбирает голову в плечи и продолжает: – Но я все равно доволен. Мне не в чем тебя упрекнуть, слава богу, у вас ни в чем нет недостатка. Ни у тебя, ни у твоего брата, ни у матери».

«Да, ни в чем недостатка… У нас все есть, но, отец, вы правы, слишком рано вы от нас ушли…»

В моем сне отец снимает шляпу, он еще молодой, а я – еще ребенок, мне пять лет. «Куда вы уехали перед самой смертью?» – спрашиваю я у него. «Я был в море, – говорит он, – как раз напротив Ливорно. Была буря, сынок, целых два дня штормило. И дождь лил такой сильный, что не было видно ни зги. Совсем как сейчас. – И он пальцем показал куда-то за окно. – Ничего нельзя было сделать. Совершенно ничем нельзя было помочь. Вот как оно случилось, без предупреждения, внезапно я почувствовал, как сердце взрывается у меня в груди. И я упал. С нами не было ни одного врача…»

Я проснулся от собственного крика.

И теперь я лежал, и мне было трудно дышать. Где-то высоко над потолочными балками фыркали и клокотали тучи. Словно великаны, негромко переговариваясь, играли в кости, поставив на кон этот клочок земли.

В неверном свете спички я едва разглядел циферблат будильника. Было три часа ночи. А потом было четыре часа утра, и великаны затеяли драку, отвешивая друг другу полновесные оплеухи, от чего дом содрогался до самого основания.

Я услышал, как мать спускается в кухню. Когда я присоединился к ней, она раздувала огонь в камине.

– Вам тоже не спится? – спросил ее я.

– А кто может спать в такую-то ночь, – сказала она, не прекращая своего занятия.

Теперь мать молчала, глядя, как вокруг камина пляшут красноватые блики… с сухим потрескиванием вылетают искорки. Раймонда ведь еще совсем молодая: у нее гладкая кожа, черные волосы. Она устроилась на маленькой скамеечке из кованого железа и тихонько ждет, протягивая руки к огню. Она не хочет ложиться, и по спине у нее то и дело пробегает озноб от бессонницы. На улице ливень превратился в настоящую вакханалию, в пляски с кастаньетами и колокольцами. Раймонда съежилась, сжалась в маленький темный комочек, напоминающий в свете пламени драгоценный обсидиан.

Я сплю с широко открытыми глазами, сидя за столом, как будто жду завтрака. Мне пять лет. Ни мать, ни я ничего не говорим, и наше молчание вторит оглушительному грохоту за окном. Я слушаю эту печальную и сосредоточенную тишину.

Мой брат спит, его-то гроза не разбудила.

Отец спускается в кухню. Он одет по итальянской континентальной моде, на нем жилет. На руке у него висит свернутый плащ.

Все готово к путешествию: сначала отец поедет в карете до Террановы, а потом на большом корабле поплывет по морю в Ливорно. Все готово: кожаный чемодан побольше – для белья и одежды, еще один, поменьше, – для папок с бумагами. И сверток с нехитрой снедью.

Раймонда встает и подходит к отцу только тогда, когда он начинает надевать плащ. «Поезжай с Богом!» – тихо шепчет она ему, прикасаясь жаркой ладонью к его лицу. Потом отец берет чемодан, тот, что побольше, и направляется к выходу. Он готов к тому, что на улице его немедленно поглотит ливень. Мать с маленьким чемоданом и свертком идет за ним следом. Родители подходят почти к самой двери, когда отец вдруг ставит чемодан и возвращается. Он подходит ко мне сзади, ерошит мои волосы, потом целует меня в затылок. «Бустиа, ступай в постельку! Еще совсем рано», – говорит мне отец.

  36