Последние отзывы

  14  

– У меня хорошие новости! – вновь заговорил я, убирая подписанный документ в соответствующую папку. – Мы попытаемся использовать его психическое заболевание.

Улыбка на губах женщины потухла.

– Это будет даже больше, чем просто попытка, – убежденно продолжил я, заметив в ее глазах разочарование. – Я переговорил с профессором Пулигедду, он согласен взяться за наше дело.

Руки Франческины Паттузи принялись комкать на коленях невидимый платок.

– О непричастности не может быть и речи! – резко заявил я. – У вашего племянника в кармане нашли часы Солинаса. Филиппо отделается всего лишь лечением в психиатрической больнице. Или вы хотите, чтобы его отправили на виселицу?! – Я сгустил краски. Терпения у меня оставалось все меньше.

Франческина Паттузи сдерживала рыдания.

– Нет, – только и ответила мне она.

– Нет? – эхом отозвался я, словно переспрашивая ее.

– Нет! – откашлявшись, четко ответила она. – Лучше в могиле, чем в сумасшедшем доме!

– Да вы хоть понимаете, о чем идет речь! – заорал я. – Вы понимаете, что вы такое говорите? Оправдательный приговор уже почти у нас в руках!

Франческина Паттузи продолжала качать головой.

– Поймите, так мы ничего не решим. – Немного успокоившись, я снова попробовал убедить ее. – Надо работать с теми фактами, которые имеются. Я хорошо изучил дело, здесь нет иного выбора: только таким путем вашего племянника можно спасти от…

– А что за жизнь мы ему готовим, гспадин-авокат? Чтобы о нем все судачить начали, потому что он спятимши? Чтобы мальчишки ему вслед насмехались?

– Так вы все знали! – Я произнес эти слова вслух и в тот же момент сам все понял. – Вы знали! С ним уже так бывало?

Женщина облизнула пересохшие губы.

– Нет-нет, не так… – только и ответила мне она.

– Что значит – не так?

– Ну, не так сильно… вы бы знали, гспадин-авокат, чего только мы с ним натерпелись! Мы ему сказали, что его не взяли в армию из-за легочной недостаточности, но дело было в другом…

– И что дальше?

– Ну, в общем, он был… таким… с детства! В какой-то миг сам не свой делался. А вообще-то он был ласковый, нежный, как девочка. А потом как-то раз сцепился с одноклассником. Ему-то годков семь-восемь всего было. Слава Господу нашему и Деве Марии, удалось нам их разнять, то есть того парнишку у Филиппо просто из рук вырвали! Тот, другой-то, был побольше, поздоровее Филиппо. Простой был парнишка, крепенький, привыкший к деревенской жизни. А у Филиппо в чем только душа держалась… И все же вон как вышло. Пришлось нам тогда его из школы забрать, потому как покоя ему с тех пор там не было. А он все об оружии и солдатиках говорил, один у него свет в окошке… Ведь он не всегда у нас такой, он порой тихий совсем, и отвечает складно. Тогда кажется, что он смирнее смирного, и подумаешь тогда, будто он… Кто же его знает. А то бывает, молчит целыми днями, иногда даже недели целые молчит, и никак его не разговорить. Горе наше горькое! Что вам еще сказать… Сами знаете, что люди подумать могут…

Я тряхнул головой, чтобы избавиться от изумленного выражения, не сходившего с моего лица все время, пока говорила женщина.

– И что теперь вы собираетесь делать? – спросил я, проведя рукой по глазам.

– Вытащите его из тюрьмы, гспадин-авокат, а не то он там совсем погибнет… А уж потом я обо всем позабочусь. Я или же братья его.

– Вы позаботитесь обо всем? Так же, как вы это сделали три месяца назад в Истиритте? – Вопрос остался без ответа. Теперь она совсем не размыкала губ. Я был вне себя. – И вы, зная все это, пытались передать ему в тюрьму нож?

– Со мною такого раньше не приключалось, это я по рассеянности… Ох, гспадин-авокат… Филиппо-то с ножиком не станет баловаться… Ведь в чем все дело: у него эта блажь об армии да о солдатах так и не проходит, но он думать-то думает, но ничего потом не делает. А иначе нешто он бы этого Солинаса не заколол, что ли?

– Раз вы так уверены! В любом случае это большой риск…

– Я же знаю его!! Как моя сестра умирала, я ей поклялась – в сумасшедший дом Филиппо не попадет!

– А если, гипотетически рассуждая, он бы напал и на вас?

– На меня? На меня бы он нипочем не напал, гспадин-авокат! Гипопотамически мне он ничегошеньки не сделает!

– Господи боже ты мой, как вы беретесь утверждать подобное? Вы не можете взять на себя такую ответственность! Вероятно, его сумеют вылечить…

– Я поклялась сестре…

* * *

Я остался один в кабинете. В бешенстве. Проклятое невежество! Меня просто раздирало от злости при мысли, что за всей этой показной любовью скрывалось не что иное, как злобный неприглядный эгоизм. Люди… Что скажут люди… Что подумают люди… Я был в ярости: больному грозила высшая мера наказания, и все потому, что никто не должен был знать, что он болен. Вот так. Всякий раз, когда я об этом думал, кровь ударяла мне в голову.

  14