Последние отзывы

  93  

— Вы ему ответили?

— Я не могла поступить иначе, правда же? — спросила она в ответ, голосом спокойным и осмысленным, — Да, я сказала ему, что это сделала я.

— И что же он?

— Вышел. Не из дому, нет, — из комнаты. И после этого мы ухитрялись не видеться — до самой премьеры.

— Он вам не угрожал? Не говорил, что пойдет в полицию? Что накажет вас?

Она искренне удивилась.

— А какой смысл? После консультации с врачом он знал, что эти изменения необратимы. Ни полиция, никто не смог бы вернуть ему слух. И наказать меня он не имел возможности. — Она долго молчала, раскуривая сигарету, — Кроме той, которой и воспользовался.

— Какой? — спросил Брунетти.

— Если вы так много знаете, — издевательски заметила она, — то могли бы знать и об этом.

Он выдержал ее взгляд с непроницаемой миной.

— У меня к вам два вопроса, синьора. Первый, очень простой и без всякой задней мысли, я правда этого не знаю. А второй еще проще, и кажется, ответ на него мне уже известен.

— Что ж, начинайте со второго.

— Он касается вашего мужа. Почему он решил наказать вас именно таким способом?

— Вы имеете в виду способ, когда все выглядит так, будто это я его убила?

— Да.

Он наблюдал, как она силится ответить, как подбирает слова — и теряет их, тут же позабыв. Наконец она тихим голосом произнесла:

— Он считал себя превыше закона — того закона, которому мы все, остальные, должны подчиняться. Думаю, он считал себя гением, и это давало ему и силу, и право. И видит Бог, мы все подогревали в нем это. Мы сделали из него божество музыки и сами же ему поклонялись, падали ниц. — Она замолчала и поглядела на него, — Прошу прощения. Я отвлеклась, это не ответ на ваш вопрос. Вы хотели знать, мог ли он попытаться сделать так, чтобы я выглядела виновной. Но поймите, — она простерла к нему руки, словно вытаскивая из него это понимание, — я и в самом деле виновна. Поэтому у него было полное право так со мной поступить. Если бы я убила человека, это не было бы так страшно — тогда божество осталось бы невредимым. — Она умолкла.

Брунетти молчал.

— Я пытаюсь объяснить, как все это выглядело в его глазах. Я так хорошо его знала — все его мысли, все чувства. — Она снова смолкла и снова заговорила, стараясь растолковать ему так, чтобы он понял. — Со мной случилось что-то странное — после того, как он умер, — я только теперь стала понимать, как он все предусмотрел: попросил меня зайти, впустил к себе в гримерную. Мне и тогда казалось, и теперь — что он имел на это право, сделать то, что он сделал, и наказать меня. Ведь он в каком-то смысле — это его музыка. И я, вместо того чтобы убить его, убила ее. Он ведь был уже мертв. Еще прежде, чем умереть, он уже был мертв. Я убила его дух. Я это видела на репетициях — как он смотрел поверх очков и пытался что-то расслышать с помощью этого бесполезного слухового аппарата. И ничего не слышал. Не мог слышать. — Она покачала головой, словно чего-то так и не сумела понять. — Ему и незачем было меня наказывать, синьор Брунетти. Все получилось само. Отныне моя жизнь стала адом. — Она сложила руки на коленях. — В ту ночь премьеры он ведь сказал мне, что именно собирается сделать, — и, увидев недоумение Брунетти, объяснила — Нет, не прямым текстом, но — дал понять. А я тогда не поняла.

— Он это сказал вам, когда вы были за кулисами?

— Да.

— Как все это выглядело?

— Сперва, увидев меня в дверях, он ничего не сказал. Только посмотрел на меня. А потом, видимо, заметил кого-то в коридоре за моей спиной. Наверное, подумал, что идут к нему. — Она устало опустила голову, — Я не знаю. Он произнес — мне показалось, он это отрепетировал — слова, что говорит Тоска над телом Каварадосси — «Finire cosi, finire cosi». Я тогда не поняла, что это значит— «закончить вот так, закончить вот так» — хотя должна была бы. Она ведь говорит это, прежде чем убить себя, — а я не поняла. Тогда — не поняла. — Брунетти удивился, увидев на ее лице гримасу веселого изумления. — Это так на него похоже — театральность в последнюю минуту. Вернее, мелодрама. Уже после я удивлялась, что свои последние слова он позаимствовал у Пуччини. — Она серьезно посмотрела на него. — Вам, наверное, странно это слышать. Но, по-моему, лучше бы он процитировал что-нибудь из Моцарта. Или Вагнера.

Он видел, что она борется с подступающей истерикой. Поднялся, подошел к стоящей в проеме между окнами стеклянной горке, налил ей рюмку бренди и на одно мгновение задержался у окна, глядя на колокольню Святого Марка. Потом вернулся и протянул ей рюмку. Она машинально отпила глоток. Он снова подошел к окну и продолжал обозревать колокольню. И только удостоверившись, что с башней все в полном порядке, вернулся в свое кресло.

  93