очень нудно 
36 
Я не ответила.
Он засмеялся:
– Что же ты от подруг отстаешь?
– Так получилось.
Когда мы подошли к самому маленькому дольмену, Иван сказал, что его имя – Майя, и он помогает влюбленным.
– Это же просто камень, – я пожала плечами.
– А ты потрогай его.
Я положила ладонь на шершавую поверхность древней глыбы, она оказалась теплой и словно бы живой. Иван накрыл мою ладонь своей.
– Чувствуешь?
– Тепло, – сказала я.
На само деле, мне стало жарко: от солнца, от камня, от того, что Иван стоял совсем близко, и еще не знаю от чего.
– Вань, иди сюда! – крикнула Аня. – Сфотографируй нас!
Он усмехнулся и отпустил мою руку.
Ну вот, а потом мы вернулись в поселок, пообедали в кафе, и на базу нас доставила моторка, идти пешком никому не хотелось, устали.
Проспали до самого ужина. Когда я вышла на веранду, то услышала, как профессор говорил отцу:
– Я понимаю и совершенно с вами согласен, но вот что объясните мне: выхожу я на пляж, все, простите, неглиже, – он многозначительно посмотрел на отца, – одна молодежь, так сказать, наше будущее! Но! – он поднял палец, – ни Артемид, ни Афродит, ни Аполлонов, одни заморыши!
Отец рассмеялся.
Старичок заметил меня и улыбнулся. Я пожелала ему доброго вечера; когда надо, могу быть очень приличной девочкой.
Аня, демонстративно не замечая меня, сбежала по ступенькам лестницы и остановилась, поджидая Ольгу, чтоб идти вместе на ужин. Мне это противостояние порядком надоело, но не я же первая начала. Поэтому, гордо подняв голову, я прошествовала мимо. Пусть догоняют.
Вечером повела маму с отцом к трансам в челаут. Негры меланхолично постукивали в свои барабаны и пели бесконечную песню с повторяющимися словами.
Отца буквально заворожили танцующие полотна и свечи на полу. Он кружил со своим фотоаппаратом по площадке, снимал, ложился на живот, пытаясь поймать момент, когда порыв ветра подхватит несколько упавших листьев и пронесет над горящей свечой. Ани с Иваном нигде не было видно, и Ольга несколько раз спрашивала меня, не знаю ли я, где е племянница. Я догадывалась, но говорить не стала. Наплела что-то про берег.
«Вот так всегда, – тоскливо думала я, – хочешь как лучше, а получается, как всегда. Ивана я ей подарила, отмазываю ее от тетки, а она даже говорить со мной не желает… как тяжело с девчонками! С ребятами куда проще, я и в школе дружу только с парнями, меньше проблем».
Родители зачем-то решили проведать вигвамных дикарей. Но мне в эти их взрослые игры играть надоело. Я ушла домой.
День последний
Утром Иван пришел прощаться. Он был полностью собран и готов к дороге.
Мы так растерялись, даже не знали, что говорить.
– Вот так сразу? – лепетала Аня.
– Ты же не собирался, – недоумевал Женька.
– Пора, пора, нельзя надолго оставаться на одном месте, затягивает.
Он поставил рюкзак, раскрыл его:
– Я хочу сделать всем подарки, – сказал он.
Леша стал обладателем соломенной шляпы, на которую давно положиил глаз, Женьке достался знаменитый охотничий нож в кожаных ножнах, Анька получила китайскую полотняную сумку, всю причудливо вышитую иероглифами, Ленка – футболку, Андрей – очки…
– Эй, Иван, ты че все раздаешь-то? – удивился Женька. – Это же не дешевые вещи…
– Избавляясь от вещей, избавляешься от привязанностей. Главное остается здесь, – он прижал руку к груди.
Потом снял с шеи медальон и надел на меня.
– Это тебе.
Тяжелый серебряный диск с непонятными знаками теперь красовался на моей груди. Анька вспыхнула.
– И еще, – Иван сделал вид, что не заметил впечатления, произведенного его подарком на Аньку. – Маш, я хотел бы кое-что подарить твоим родителям и Ольге, только, боюсь, они неправильно поймут.
Он протянул мне зажигалку для отца, перьевую ручку для матери и набор для суши – это Ольге. Она страстная любительница.
Я прижимала к себе подарки и молча смотрела на него.
– Ну, ты даешь!
Восторгались ребята:
– Это же охотничий нож, он же бешеных бабок стоит, и зажигалка, небось «Zippo» настоящая.
Иван улыбался.
Он раздал все, включая фотоаппарат, только кассету забрал от него. Его рюкзак удобно свернулся, он легко вскинул его за спину, пожал всем руки, чмокнул Аню и Ленку в щеки и чуть приобнял меня за плечи.
И все, ушел, растворился, словно и не было его.
Анька снова ревела, только теперь на моем плече. Она размазывала слезы по щекам, рассказывала, всхлипывая, как Иван вчера сказал ей, что любит ее, как любил бы младшую сестренку. А она-то всерьез! Она-то его не как брата любит!
36 
