Последние отзывы

  6  

выйдя из Иерусалима свиньи шли на Вавилон

Стареющий актер навещает миссис Газали раз в неделю, по субботам, когда он ходит с ней по магазинам и помогает закупать продукты на неделю. По воскресеньям она встречается со своей подругой Джудит. Среда для миссис Газали занята Клиникой. Жизнь мистера Кисса тоже подчинена строгому распорядку, который он не собирается менять. Распорядок служит ему защитой от хаоса, и нарушать его он рискует не чаще трех-четырех раз в году, да и то обычно когда ложится в больницу. Даром это для него не проходит. Он разведен.

Добже! Чего пан желает? Лорд Сума дрался с Бульдогом Кокни той ночью, под Ватерлоо, но был низвергнут, как аэростат с небеси. Говорят, Бульдог сделал из него чучело и поставил вместо кушетки в своем особняке в Блэкхите. Потом этот дождь. Я был так несчастен, что чуть не вернулся к татуировщику. В уколах иглы есть что-то успокаивающее. Но это как наркотик. У лорда татуировка шла сплошняком, ни одного живого места. Потом выяснилось, что он был лондонцем, из Аксбриджа. В жизни бы не поверил. Она пахнет по прежнему. Это духи или нет?

— Все сюда! — Мисс Хармон широко распахивает двойные двери, ведущие в зал. — Давайте-ка пройдем сюда!

Все послушно встают и дружно переходят в комнату с темно-синим ковром и серыми бархатными шторами. И здесь на шероховатых стенах тоже висят пастели с видами морского побережья, овечьих отар и какой-то горной вершины. Кофейный столик, несколько мягких кресел, три стула и диван. Заняв свои обычные места, все, кроме Элли Бейли, начинают чувствовать себя гораздо спокойнее.

Надо было все-таки сходить к тому знахарю, на которого он давал наводку. А то что-то проку ни малейшего не знаю как с ним но это на другом конце города у Темпля там даже метро нет сплошной псевдотюдор — просто кошмар, хотя многим нравится. Электрошок ничего не дал, только волосы начали выпадать.

Маммери располагается так, чтобы можно было смотреть в высокое окно на промозглую пустошь с ее редкими уродливыми деревцами и помятой травой. В сравнении с этим пейзажем в комнате не так уж плохо.

«Фау» взорвалась на пустыре. Никому и в голову не пришло, что следом ударит вторая. Моя.

Положив блокнот на подлокотник кресла и поблагодарив мисс Хармон, доктор Сэмит начинает сеанс:

— Итак, что же мы поделывали со дня нашей последней встречи? Кто желает начать?

Мисс Хармон мягко наклоняется вперед.

— Элли? Что у вас с рукой?

Элли тут же начинает всхлипывать:

— Он от меня ушел, — говорит она. — Разбил молочную бутылку о ступеньки. Я не могла остановить кровь. Прибежали соседи с бинтом. Мне было так стыдно.

Истории Элли оставляют у всех неприятное чувство. Она никак не может бросить своего мужа.

— Он выродок, Элли! — Глаза Старушки Нонни сверкают от гнева. — Зверь. Хуже зверя. Его надо забыть. Ты не можешь куда-нибудь спрятаться от него?

— Он найдет меня где угодно! — Элли опять принимается плакать, откидываясь на спинку кресла. Никто не может ее утешить. У мистера Файша тоже глаза на мокром месте. Он кладет свою маленькую руку рядом с ее рукой. На всякий случай, вдруг понадобится помощь.

— Ну а мы как поживаем?

С головы мисс Хармон свисают темные пряди, а выдающийся нос и подбородок подчеркивают ее грубоватый прерафаэлитский профиль. На ней платье из материи с узором в духе Уильяма Морриса. Похожая ткань часто идет на обивку мебели. По обыкновению полудремлющий Маммери начинает просыпаться.

— Ну, так как мы поживали?

Под руководством мисс Хармон и доктора Сэмита кто охотно, кто нехотя, кто обиженно, кто весело, все начинают отчитываться за прошедшую неделю, вплетая в рассказы истории о каких-нибудь приключениях. Тут случаются отчеты, содержащие зерно правды, случаются и те, что выдуманы от начала до конца. Мистеру Киссу нравятся эти сеансы. Его собственные истории обычно носят анекдотический характер, сенсационный, иногда юмористический, потому что он не в силах подавить желание всех позабавить. Что касается миссис Газали, то она, как правило, рассказывает что-нибудь услышанное от знакомых. Печальные истории о мелкой несправедливости, о ситуациях, когда ей пришлось почувствовать, что оказанная ею помощь была недостаточна. Иногда она признается в том, что способна читать чужие мысли, как телепат, но знает, что это смущает не только пациентов, но и самого доктора Сэмита. Старушка Нонни рассказывает о знаменитых друзьях, неслыханных вечеринках, случайных встречах с родственниками, многие из которых давным-давно умерли, и не требует никакой реакции, кроме периодических одобрительных восклицаний. Дорин Темплтон слушает все это с недоверчивым смирением, а затем заводит разговор о том, как плохо ведут себя по отношению к ней люди даже тогда, когда она пытается им помочь. Мистер Пападокис, опустив глаза и бормоча так тихо, что тому, кто хочет разобрать его слова, приходится напрягать слух, говорит главным образом о том, как ему тяжело приходится со своей женой, своей матерью, с детьми, с братом и свояченицей.

  6