Последние отзывы

  145  

Он стоял на часах у Монплезира в Петергофе, когда мимо проходила императрица. Она обратила внимание на небольшого, но ладного бравого солдата и спросила, как его зовут. Он отрапортовал. Она вынула рубль и протянула ему. Он ответил:

— Согласно уставу караульный не должен брать денег!

Елизавета Петровна похвалила его за знание службы, потрепала по щеке и положила рубль перед ним на землю:

— Возьмёшь, когда сменишься.

Он хранил её подарок всю жизнь. Вне службы продолжал заниматься самообразованием. И если его справедливо величают «солдатом-полководцем», то можно добавить, что он был философом и поэтом, обладая ироническим взглядом на собственную персону. В одном из писем он так охарактеризовал своё состояние (сильно болел, был истощён и измучен) четверостишием на французском языке:

• Теперь я — кожа да кости, подобно скелету.
• Зол, как осёл, у коего стойла и пищи нету.
• Бесплотен, как тень, пролетающая в облаках,
• Беспомощен, как корабль, гибнущий в бурных волнах.

Его при дворе по праву считали отменным чудаком и оригиналом. Отличался он не только солдатскими манерами и острословием. Из всех полководцев мира он один прошёл путь от солдата до генералиссимуса.

Как писал историк М. Песковский: «Суворов открыл в русских солдатах драгоценнейшие качества души… Вот почему Суворов-капрал и Суворов-непобедимый генералиссимус всё-таки оставался одним и тем же солдатом, так как ему всегда одинаково были близки и дороги солдатские интересы, тяготы, скорби и нужды».

А вот справедливое дополнение А. Петрушевского: «В русской солдатской среде много привлекательного. Здравый смысл в связи с безобидным юмором; мужество и храбрость спокойные, естественные, без поз и театральных эффектов, но с подбоем искреннего добродушия; умение безропотно довольствоваться малым, выносить невзгоды и беды так же просто, как обыденные мелочные неудобства. Суворов был русский человек вполне…»

Солдаты для Суворова не были только средством для достижения той или иной цели. Он берёг своих подчинённых, заботился о них так же, как о себе («Возлюби ближнего своего…»). Был поистине отцом родным для солдат. Поэтому потери его войск были минимальными, а то и просто ничтожными в сравнении с потерями противника. «Воевать не числом, а умением» — его руководство к действию.

В младшие офицеры был произведён в 1754 году. Сначала служил в пехотном полку, потом был назначен обер-провиантмейстером. Выполнял интендантские работы, писал ежемесячные отчёты о наличии, приходе и расходе провианта, фуража и денежной казны. Пребывание на нестроевых должностях позволило на практике освоить непростое умение обеспечивать войска всем необходимым, организовывать тылы.

Первое боевое крещение получил в Семилетней войне, добившись назначения в действующую армию. Чины свои стремился заслужить, а не выслужить. В стычках с пруссаками проявил незаурядное хладнокровие, смётку, решительность и храбрость. На него обратил внимание генерал Берг, назначив его командиром лёгкого кавалерийского полка. Последовала череда подвигов и побед Суворова — всё более значительных. Среди его записей есть такая, на французском языке: «Если я был бы Юлий Цезарь, то назывался бы первым полководцем мира» (вполне справедливо отмечено; ведь многих завораживают высокие звания, а не деяния; императору прославиться легче, чем боевому командиру). И далее по-русски: «Настоять на этом было бы подобно тому московскому архимандриту, что себя пожаловал в первосвященники».

Его тяготило пребывание при дворе. «Здесь поутру мне тошно, а с вечеру голова болит! Перемена климата и жизни. Здешний язык и обращения мне незнакомы». Он не умел пребывать в безделье: «Животное, говорю я, нам подобное, — писал Суворов А. И. Бибикову, — привыкает к трудам, пусть даже с заботами сопряжёнными, и лишившись их, почитает себя бессмысленной тварью: продолжительный отдых усыпляет».

Другой отрывок из этого письма, помогает понять убеждения и привычки Александра Васильевича: «Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека; но я заключил доброе имя моё в славе моего отчества… Я забывал себя там, где надлежало мыслить о пользе общей. Жизнь моя была суровая школа, но нравы невинные и природное великодушие облегчали мои труды; чувства мои были свободны, а сам я твёрд… Теперь я изнываю в праздности, привычной тем низким душам, кои живут для себя одних, ищут верховного блага в сладостной истоме и, переходя от утех к утехам, находят в конце горечь и скуку… Трудолюбивая душа должна всегда заниматься своим ремеслом: частое упражнение так же оживляет её, как ежедневное движение укрепляет тело».

  145