Последние отзывы

  34  

О-о, Боже… Как далеко… как стар я стал и не вернуть ничто. О, Боже… Как помнится и танец первый, робкий, и взгляд лучистый, ясный и простой… Кичливые друзья, им с ними было скучно… На этом же балу мешали люди им… Глупы, толсты, от их дыханья душно… Хотелось высоты, любви и чистоты… Прощальный шумный бал и дивная услада, от глаз ее, от мелкой дрожи рук, заветные слова… печали расставаний, но встречи были слаще от разлук… Наталья Фомина… Ее уж нет на свете… Ее последний след в расстрельных списках был… Наташа Фомина, нет имени дороже… Какое счастие, что я ее любил…

Тяжелый сон… По крови брел Илья, коленями расталкивая трупы, дворян и офицеров, упитого свободою дурного солдатья, а голос звал опять к оружью… Боже… Наталья Фомина печальна… по-девичьи, невинна и строга лежала среди них… Наташа Фомина. Бал выпускной столичный; шампанское и музыка, любви трагичной стих…

Шелестела переспелая пшеница над головами укрывшихся в ней троих скитальцев, сыпались зерна на землю… Разожравшееся от непригляда русского поля мышиное стадо тащило золотые семена в тухлые норы, набивая впрок свои безмерные кладовые; нагло шуршали и бегали вокруг людей в алчной радости, плодились и спаривались вновь; обогатели, разленились, растолстели на дармовых харчах русского поля… Не желая понимать, что ежели его не засеют, то подохнут от голода и хищного зверья… Мыши…

Егор лежа чистил оружие, набивал обоймы и проверял каждый патрон, чтобы не было осечки в смертельной схватке с нашествием врагов, чтобы не перекосило его и пуля точно нашла цель… Свой пистолет он отдал Окаемову, а себе оставил тот самый, вынутый из осклизлых пальчиков молоденькой сестры милосердия, им она пыталась остановить танки и последнюю пулю послала себе в висок… Пистолет в руках Георгия Быкова работал безотказно. Он словно сам видел цель и бил точно, уверенно и намертво. Все русское оружие — это оружие возмездия, оно особенно красиво и одухотворено… Егор смазал ТТ, зарядил, дослал патрон в патронник и спокойно вздохнул, положив его на землю, усыпанную зернами пшеницы…

У самого лица Окаемова рос одинокий василек, он колыхался от неспокойного дыхания спящего, качался и приманивал затуманенный думами взгляд Егора Быкова, стерегущего поле и сон другов своих…

Легкая поступь послышалась Егору и шелестение нивы. Он вскинул голову и оторопел. Стремительно, прижав руки к груди, металась по полю, невдалеке, дивной красоты и легкости туманной, в платье подвенечном, стройная девушка. Вот она все ближе и ближе… сыплется, гулким градом стучит о землю пшеница, потревоженная ею, вспискивают и разбегаются мыши, запахом духов дивных нанесло, глаза огромны, лицо благородно, кудряшки волос на щеках. Милая, восторженно-ищущая, стремительная, тонкая в талии, неутоленные уста горячечно раскрыты… Кружевное платье летит, шуршит пшеница: ветер ли, видение ли, явь ли. Замерла над спящим Ильей и пала на него в рыданьях; неутешна скорбь — слезы, слезы… Точеная ладонь прикоснулась к щеке Окаемова, гладит, ласкает щетину, губы трогает спящего, веки, волос теребит, словно и не видит Егора, никого и ничто не замечает… А в глазах радость, легкость движений…

Илья застонал во сне, перевернулся с бока на спину и открыл глаза. Смотрят они друг на друга и наглядеться не могут. Егору стыдно стало, хоть уходи… А Илья как-то невесел, словно и не рад, или не видит ее… Не видит, только вздохнул и промолвил вслух…

— Печаль моя светла… Но жизни срок отмерен!?

Егор встряхнул головой, закрыл и открыл глаза… нет же, вот она, стоит над Ильей, ладошки к щекам алым прижаты, смеется… ветер ли шелестит, перепел ли стучит неподалеку в поле, коростель ли, птица ли неведомая… Туманна, легка на ногу, юна и восторженна. Не видит Илья, тоскливо вздыхает и скрипит зубами.

— Илья Иванович, что с тобой? — спрашивает Егор.

- Да так… Сон страшный снился… Жуткий… Словно иду Петроградом… Сначала думал Нева разлилась, потом глядь… а это кровь… бреду по колено… Ищу ее и найти не могу. Боже… А она в подвенечном платье, мертва… Взял ее на руки и несу… выстрелы кругом, осатанелые лица… из парадных, из подворотен домов — кровавые ручьи льются. Как я любил ее… Всю ее семью казнили накануне нашего венчания… Наташа.

Егор видит ее и ничего не может сказать Илье. Нельзя спугнуть радость ее, счастье ее. Он понял, что так уж хотел увидеть ее Окаемов, так затосковал во сне, что призвал душу ее, в плоть облек… Эфирную плоть, недоступную самому для глаза. А она опустилась на колени легонько прикоснулась губами к его устам и тихо ушла, осыпая зерна, в свое страшное никуда… Илья улыбнулся, тронул ладонью сухие губы и промолвил:

  34