Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
262 
«Ты меня спрашиваешь, что я такое? Подожди, когда меня не будет». Мера ценности человека — то, что он оставил после себя человечеству. Фейербах не мог не понимать, что бросает вызов церковникам, теологам, правоверным властям. Недаром он издал книгу анонимно. Однако их негодование превзошло все ожидания. Особенное озлобление вызвали приложенные к «Мыслям» ядовитые сатирические двустишия. Книга вскоре была конфискована. Тайна анонима была раскрыта, и автор ее был изгнан из университета и лишен права преподавания. Возврата на университетскую кафедру не было. Репутация свободомыслящего, атеиста, «антихриста» наглухо закрывала перед ним все двери.
Тем не менее никогда впоследствии Фейербах не жалел о своем выступлении. Уже на склоне лет, живя в крайне тяжелых условиях, он писал В. Болину, одному из своих приверженцев.
«Впрочем, я и теперь не жалею о том шаге, который предопределил мой жизненный путь, хотя этот шаг отнюдь не способствовал блестящей карьере». Перед подвергнутым остракизму двадцативосьмилетним философом встал закономерный вопрос что делать? К тому же в 1833 году он потерял своего отца. Фейербах старался приободрить себя, когда писал брату о том, что мир велик и если не в Германии, то где-нибудь в другой стране или на другом континенте найдется ему местечко, а может быть, и времена переменятся. Средств для переезда за границу не было Фейербах готов был наняться домашним учителем, что позволило бы ему продолжать занятия философией.
«Ведь господствующая, все остальное перевешивающая склонность во мне, — писал он сестре в 1833 году, — как показывает моя жизнь, это склонность к научным занятиям, к духовному развитию…». Но ничего подходящего, что позволило бы удовлетворить эту естественную для него потребность, не находилось.
Оставался один путь — ненадежный, полный превратностей, но все же открывавший творческие перспективы — путь самостоятельного писателя. И Фейербах пошел по этому тернистому пути. Свои раздумья об избранном им призвании он изложил в изданной в 1834 году небольшой книжке «Абеляр и Элоиза, или Писатель и человек». Лейтмотив книги — нераздельное единство писателя и человека, воплощение личности в ее творении. «… Книга — это человек, а человек — это книга. Что ты есть, то ты думаешь, что ты думаешь, то ты есть», — писал он впоследствии одному из своих друзей, К. Байеру.
Лишившись преподавательской работы, Фейербах напряженно продолжает изучать историю новой философии. В результате в 1833 году выходит первый, а в 1837 и 1838 годах второй и третий тома его «Истории новой философии». В этот же период происходят перемены в личной жизни Фейербаха, связанные с его знакомством с Бертой Лев, будущей женой, всю жизнь преданно разделявшей с ним его заботы, горести и радости. Уже в письмах к своей невесте Фейербах делится с ней своими творческими планами и замыслами, всегда находя заботливое участие и моральную поддержку. 12 ноября 1837 года Берта Лев стала Бертой Фейербах. Тридцатитрехлетний философ окончательно покинул Эрланген и поселился на родине жены. Глухая франконская деревня Брукберг стала его научной лабораторией, родиной созданного им нового философского учения.
«Когда-то в Берлине, а теперь в деревне! Какой абсурд! Но нет, мой дорогой друг! Посмотри, я здесь, у источника природы, полностью смываю с себя тот песок, которым берлинская государственная философия засыпала мне не только мозг, для чего песок и был предназначен, но — к сожалению! — также и глаза. Логике я научился в германском университете, а оптике — искусству видеть — я научился в немецкой деревне».
Двадцать четыре года Фейербах почти безвыездно прожил в Брукберге. Здесь были задуманы и написаны его основные произведения. Свой рабочий кабинет в Брукберге он называл «колыбелью своих духовных порождений». Его жена была одной из трех совладелиц небольшой фарфоровой фабрики, управляемой ее братом и расположенной в бывшем охотничьем замке. Во флигеле фабричного здания и поселился Фейербах. Доля скудного дохода, приносимого фабрикой, и скромные литературные гонорары служили средствами существования семьи. «Этот Людвиг, — писала о нем Генриетта Фейербах, — годами сидит в своем гнезде, удалившись от Бога и всего света, так как жизнь там очень дешевая, а на фабрике у него бесплатная квартира. Никуда не выезжает, никаких развлечений…»
Уединенный деревенский поселок был окружен лесами и полями и имел к тому же, по словам Фейербаха, то преимущество, что в нем не было ни церкви, ни священников. «… Мы, — писал он о себе, — необщественные животные, отшельники, литературные анахореты». Фейербах сумел нужду превратить в добродетель. Вместе с лишениями он обрел полную духовную независимость: «Чем меньше имеешь извне, тем больше ищешь своего счастья в умственной деятельности».
262 
