очень нудно 
3 
Однажды в Венеции Казанова поднял на лестнице письмо, которое обронил сенатор Брагодин. Благородный сенатор предложил Казанове проехаться с ним. Дорогой Брагодину стало плохо, и Джакомо заботливо доставил его домой. Сенатор приютил своего спасителя, видя в нем посланца таинственных сил, в существование которых глубоко верил. Казанова поселился в доме благодетеля и стал на досуге заниматься магией. Жертвы его проделок жаловались властям, но он удивительно легко уходил от ответственности. И все же по обвинению в колдовстве венецианская полиция заключила его в знаменитую своими ужасами тюрьму «Пьомби» под свинцовыми крышами Дворца дожей в Венеции.
Однако Казанова не зря осваивал магию. Трудно сказать, какую роль здесь сыграли сверхъестественные силы, но ровно в полночь 31 октября Казанова вышел из каземата, запертого на многие замки. В неприступной венецианской темнице он вырубил ход на свинцовую крышу. Бегство Казановы наделало много шума в Европе и принесло авантюристу известность.
Поэтому Париж с восторгом встретил молодого повесу, особенно парижская знаменитость – маркиза д'Юфре, которая была без ума от его больших черных глаз и римского носа. Казанова с присущим ему чувством юмора убедил маркизу, что, когда ей исполнится 63 года, у нее родится сын, она умрет, а потом она воскреснет молодой девушкой. Видимо, маркиза была склонна верить Джакомо, который тем временем завладел ее миллионами и, спасаясь от Бастилии, поспешил к Вольтеру в Ферне.
Государства он оценивал с точки зрения успеха своих авантюр. Англией он остался недоволен: в Лондоне его обобрала француженка Шарпильон, а ее муж чуть не убил Джакомо.
Кем же все-таки был Казанова?
В разные времена знаменитый авантюрист выдавал себе разные аттестации. Он представлялся католическим священником, мусульманином, офицером, дипломатом. В Лондоне он однажды сказал женщине: «Я распутник по профессии, и вы приобрели сегодня дурное знакомство. Главным делом моей жизни были чувственные наслаждения: более важного дела я не знал».
«Любовь – это поиск», – писал Казанова на склоне лет. Его поискам не было конца. Об одних женщинах Джакомо вспоминал не без оттенка презрения, о других – с чувством благодарности.
С особенной нежностью Казанова вспоминал о горячо любившей его – судя по ее письмам и после смерти Джакомо – Анриетте, которая, расставаясь с возлюбленным в Женеве, начертала бриллиантом на стекле в гостиничном номере: «Ты забудешь свою Анриетту…» Прочитав эту надпись через тринадцать лет, Казанова признал себя недостойным ее. Когда он, спустя много лет, после бегства из барселонской тюрьмы, слег в постель в Эксе, на юге Франции, у его изголовья дежурила заботливая сестра милосердия, посланная к нему жившей в своем поместье Анриеттой.
Казанова не походил на Дон Жуана. Мстительные командоры, ревнивые мужья и озлобленные отцы не преследовали его. Осчастливленные женщины не осаждали Джакомо письмами и жалобами. В чем же тайна его обаяния?
Казанова был хорош собой, внимателен и щедр. Но, главное, он говорил, говорил, говорил обо всем на свете: о любви, о медицине, о политике, о сельском хозяйстве. Он будто бы знал все и вся и всегда следовал принципу, который много раньше сформулировал Ф. Ларошфуко: умный человек может быть влюблен как безумный, но не как дурак.
Если же общего языка не было, то он отказывался от любви. Ему однажды предложили провести ночь со знаменитой куртизанкой Китти Фишер, которая от обыкновенного клиента требовала тысячу дукатов за ночь. Казанова отказался, так как не знал английского, а для него любовь без общения не стоила и гроша.
Уже в середине жизни он почувствовал пресыщение. Все чаще его подстерегали неудачи. В Лондоне молоденькая куртизанка Шарпильон изводила его, беспрестанно вытягивая деньги и отказывая в ласках, и великий соблазнитель выдохся. «В тот роковой день в начале сентября 1763 года я начал умирать и перестал жить. Мне было тридцать восемь лет». Он стал довольствоваться легкими победами: публичные девки, трактирные служанки, мещанки, крестьянки, чью девственность можно было купить за горсть цехинов. А в пятьдесят лет он из экономии ходил к женщинам немолодым и непривлекательным, жил как с женой со скромной белошвейкой. Но чем необратимей уходила его сексуальная энергия, тем интенсивнее становилась интеллектуальная деятельность. Он занялся литературным трудом. В конце жизни написал мемуары «История моей жизни», которые были встречены неоднозначно.
3 
