очень нудно 
7 
— Правда, что евреям в Германии не разрешается исполнять Бетховена и Моцарта? — поинтересовался он.
— Музыку этих композиторов им запрещено исполнять на еврейских концертах, — ответил я. — Но не просите меня, мистер Квинтон, объяснить почему, я не в состоянии. По-моему, вся наша страна попросту рехнулась.
— А вы бы попробовали пожить тут! Евреи и арабы готовы глотки друг другу перегрызть. А мы — посередке. Ситуация невыносимая. Евреи ненавидят британцев, потому что те не позволяют, чтобы все желающие приезжали на жительство в Палестину. А арабы ненавидят нас, потому что мы вообще разрешаем евреям приезжать сюда. В данный момент нам везет: друг друга они ненавидят сильнее, чем нас. Но в один прекрасный день вся страна ринется на англичан, нам придется уехать, и тут станет еще хуже. Попомните мои слова, герр Гюнтер.
За разговором Квинтон читал письма и сортировал бумаги: какие-то листы были чистыми, но с подписью. Наконец он принялся объяснять, что делает:
— Это письма-аккредитации. И образцы подписей для новых банковских счетов. Один из них станет общим счетом для вас и доктора Зикса. Все верно?
Я нахмурился: мне не особенно нравилась идея делить что-то с начальником отдела по еврейскому вопросу в СД.
— Ну, не знаю…
— С этого счета вы должны снять деньги для аренды собственности тут, в Яффе, — сказал он. — А также свой гонорар и на расходы. Остаток будет выплачен доктору Зиксу по предъявлении банковской книжки, которую я дам вам для передачи ему, и паспорта. Пожалуйста, объясните ему все как следует. Банк настаивает, чтобы владелец банковской книжки имел при себе также и паспорт. Только тогда ему будут выданы деньги. Это ясно?
Я кивнул.
— А можно взглянуть на ваш, герр Гюнтер?
Я протянул ему паспорт.
— Снять офис в Яффе вам поможет Соломон Рабинович, — заметил он, пролистывая мой документ и переписывая номер, — польский еврей, но человек разумный и очень предприимчивый. Такого больше в этой безумной стране и не найдешь. У него контора на улице Монтефиоре в Тель-Авиве, примерно в полумиле отсюда. Я дам вам его адрес. Само собой, в арабском квартале ваш клиент не захочет снимать помещение. Это означало бы напрашиваться на неприятности.
Он вернул мне паспорт и кивнул на сундучок Бегельмана:
— Как я понимаю, это ценности вашего клиента, которые он желает хранить в нашем сейфе в ожидании его прибытия в страну?
Я опять кивнул.
— В одном из этих писем дается опись содержимого сундука, — сказал он. — Желаете проверить ценности по описи, прежде чем передавать нам?
— Нет.
Обойдя стол, Квинтон забрал сундучок.
— Господи, а тяжеленный! Подождите тут, пожалуйста, я распоряжусь выписать для вас банковскую книжку. Желаете чаю? Лимонада, может быть?
— Чаю, — попросил я. — Чай будет очень кстати.
Завершив дела в банке, я отправился в отель. Оказалось, что Хаген и Эйхман уже ушли. Так что, приняв прохладную ванну, я поехал в Тель-Авив, встретился с Рабиновичем и попросил его подыскать подходящее помещение для Пауля Бегельмана.
Своих спутников из СД я увидел только за завтраком на следующее утро. Слегка помятые, они спустились, жаждая выпить черного кофе. Накануне они устроили себе разгульную ночку в клубе где-то в старом городе.
— Перебрали араки, — прошептал Эйхман. — Это местная выпивка такая. Виноградное вино со вкусом конопли. Старайся не пить, если удастся.
Улыбнувшись, я закурил и отогнал дым, заметив, что его замутило.
— Сумели связаться с Рейхертом?
— Да. Он тоже был с нами вчера. Но с Полкесом — нет. Так что он может появиться тут, разыскивая нас. Ты не возражаешь встретиться с ним буквально на несколько минут и объяснить ситуацию?
— Какую ситуацию?
— Что планы у нас переменились. Мы все-таки не сумеем сюда вернуться. Рейхерт думает, что нам вряд ли повезет и в Каире получить визу.
— Сожалею, — вздохнул я. Хотя вовсе не сожалел.
— Передай ему, что мы уехали в Каир, — продолжил Эйхман, — и остановимся там в отеле «Националь». Попроси, пусть приедет к нам на встречу.
— Ну, не знаю, — протянул я. — Неохота мне ввязываться в ваши дела.
— Но ты же немец, — настаивал он. — Значит, уже ввязался, желаешь ты того или нет.
— Да, но вы нацисты, а я нет.
Эйхман оторопел:
— Как это — работаешь на СД и не нацист?
— Таков уж он, забавный старый мир. Только не говори никому.
7 
