— Никаких неправильных поступков вы не совершили, я уверен, —перебил Дуглас. — Перестаньте себя укорять. Просто некоторые дети торопятся на свет. Вот и все.
— Вы думаете…
— Ну не сами же вы его подтолкнули? Ребенок знает, что делает. Значит, пришло его время, только и всего. Даже если бы вы лежали в постели, воды все равно бы отошли, я уверен.
Он говорил с такой убежденностью в собственной правоте, что появившееся было у Изабель чувство вины исчезло.
— Я думаю, ребенок родится сегодня ночью, — задумчиво проговорила она.
— Да, — согласился Дуглас.
— Странно, но мне больше не больно.
Они разговаривали шепотом. Дуглас пытался понять ее чувства, а Изабель старалась преодолеть смущение. Конечно, этот человек совершенно чужой, и, возможно, она видит Его в первый и последний раз. Но, Господи, будь он старый и некрасивый, она не испытывала бы такого смущения. А он молод и очень хорош собой. Изабель подумала, что скорее всего умрет от ужаса, если позволит ему помогать при родах. Ей же придется раздеться, и он увидит…
— Изабель, вы перестанете прятать от меня глаза? Взгляните на ситуацию здраво. Давайте посмотрите на меня, я вас не укушу, — ласково уговаривал он ее.
Собравшись с духом, Изабель наконец робко подняла на него глаза. Лицо ее горело от стыда.
— Вы должны здраво смотреть па вещи, — повторил Дуглас, поднимая ее на руки.
— Что вы делаете?
— Несу вас в дом. Обнимите меня за шею.
Их глаза оказались на одном уровне. Он смотрел на ее веснушки. Она смотрела в потолок.
— Как это неловко, — прошептала Изабель.
—Я думаю, ребенку все равно, испытывает его мать неловкость или нет.
Он вынес ее из стойла, потом взял дробовик и прислонил его к столбу.
— Осторожнее! Ружье заряжено. Оно могло выстрелить, когда…
— Я его разрядил.
Она удивленно посмотрела ему в глаза.
— Когда?
— Прежде чем вернуть его вам. Вы же не станете сейчас из-за этого капризничать, а?
— Нет. Но сию же минуту отпустите меня. Мне надо позаботиться о Пегасе.
— Вы про жеребца?
— Да.
— Вы с ума сошли! Вам сейчас нельзя даже приближаться к нему.
— Но вы же не знаете — он поранил левую заднюю ногу! Надо ее промыть, пока не началось заражение. Это недолго.
— Я сам им займусь.
— А вы сможете?
— О да. Я умею обращаться с лошадьми.
Он почувствовал, как она расслабилась.
— Дуглас?
— Да.
— Вы и с женщинами умеете обращаться. Я вот думаю…
— Да?
— О родах. Вы когда-нибудь помогали при родах?
— Да, кое-какой опыт у меня есть, — уклончиво ответил Дуглас, чтобы успокоить ее. — «С кобылами», — добавил он про себя. — И вы знаете, что надо делать, если что-то пойдет не так? — Все пойдет как надо. — Убежденность в голосе Дугласа не оставляла Изабель никаких сомнений. — Я понимаю, вы напуганы, чувствуете себя одинокой…
— Но теперь-то я не одинока… О Боже! Вы ведь не бросите меня, правда? Не бросите?
— Не волнуйтесь. Я никуда не денусь.
Изабель с облегчением выдохнула и ткнулась лбом ему в подбородок, едва он переступил через порог сарая. Дождь все еще лил, и Дуглас пожалел, что ему нечем укрыть женщину. Бревенчатая хижина, которую она называла домом, стояла в полусотне ярдов от сарая, и когда Дуглас наконец донес Изабель до двери, женщина была насквозь мокрая, как и он.
Хижину освещал единственный фонарь. Внутри было и уютно, и первое, на что Дуглас обратил внимание, — аромат роз. Справа от входа, па длинном столе покрытом льняной скатертью в желто-белую клетку, стояла хрустальная ваза с дюжиной роз в полном цвету. Очевидно Изабель, как могла, старалась привнести красоту и радость в свою тоскливую и одинокую жизнь. Эта бесхитростная чисто женская попытка до глубины души тронула Дугласа. В домике было чисто и прибрано. Напротив двери находился камин, над ним на полке — несколько фотографий в серебряных рамках. Слева от камина — кресло-качалка с подушечкой в желто-белую клетку, а напротив — деревянный стул на длинных тонких ножках, с высокой спинкой. На скамеечке для ног лежал клубок пряжи цвета темно-красного вина с воткнутыми в него вязальными спицами. Длинные нити змеились по цветному вязаному половику.
— У вас очень хорошо, — похвалил Дуглас.
— Спасибо. Мне бы хотелось кухню побольше, тогда я повесила бы занавеску и отделила ее от главной комнаты. А то здесь у меня всегда беспорядок. Вот закончу дела в сарае и обязательно сделаю уборку.