очень нудно 
7 
— Что вы сделали потом?
— Я спросила Гэри, где Джон, а он ответил, что не знает. Он ушел несколько часов назад, он сказал, — он так и сказал, несколько часов назад, — и они думали, что он со мной. Тогда я пошла домой к другому мальчику, Джулиану Крэнтоку, который живет в доме номер 59, и мы с миссис Крэнток заставили его признаться. Он сказал, что Гэри и его братишка стали задирать
Джона, глупо дразнить, как это водится у детей, „У вы же знаете этих детей, как они обижают друг друга и как обижаются. Они дразнили Джона по поводу его свитера, говорили, что свитер девчачий, потому что застегивается на пуговицы сверху донизу, и тогда Джон… Джулиан сказал, что Джон немного посидел один на карусели, а потом пошел в сторону дороги.
— Этой дороги? Фонтейн-роуд?
— Нет, той, что между детской площадкой и фермерскими полями. Она идет от Стоуэртона в сторону Форби.
— Я знаю ее, — сказал Берден. — Это Милл-Лейн. Там еще есть спуск с насыпи, а вдоль всей насыпи растут деревья.
Она кивнула.
— Но почему он отправился туда? Я же твердила ему без конца, что он никогда не должен уходить с улицы или с детской площадки.
— Маленькие мальчики не всегда делают так, как им говорят, миссис Лоуренс. Тогда вы нам и позвонили?
— Не сразу, — сказала она. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Верденом. Это были серо-зеленые глаза, и в них было испуганное замешательство, по голос ее продолжал звучать тихо и ровно. — Я стала обходить дома всех мальчиков. Миссис Крэнток пошла со мной вместе, и, когда все они сказали одно и то же, что произошла ссора и Джон ушел, миссис Крэнток вывела свою машину и мы проехали по всей Милл-Лейн до Форби и обратно, ища Джона. Мы встретили мужчину, пасшего коров, и спросили его. И почтальона. И доставщика овощей. Но никто Джона не видел. И тогда я позвонила вам.
— Так, значит, вы не видели Джона с половины четвертого?
Она кивнула.
— Но почему он пошел туда? Почему? Он разве не боится темноты?
Она продолжала держать себя в руках, но Берден чувствовал, что одно его неверное слово, или жест, или даже какой-то неожиданный звук — и она не выдержит и вскрикнет от ужаса. Он толком не знал ее. Она казалась странной, принадлежала к тому миру женщин, о котором он знал только по газетам. Берден видел на снимках очень похожих на нее женщин, снятых в момент, когда они покидали здания лондонских судов после того, как их признавали виновными в хранении гашиша. Таких, как она, находили мертвыми в гостиничных номерах после чрезмерного употребления барбитуратов и алкоголя. Липа были такими же изможденными и бледными, волосы растрепанными, а одежда вызывала отвращение. Удивление вызывало ее самообладание и приятный нежный голос, который так не вязался с образом, сложившимся у него в силу ее эксцентричного поведения и нездорового образа жизни.
— Миссис Лоуренс, — начал он, — в процессе работы мы десятки раз сталкиваемся со случаями пропажи детей и находим свыше девяноста процентов их живыми и невредимыми. — Инспектор не собирался упоминать о той девочке, которую так и не удалось найти. Может быть, кто-то и скажет ей, какой-нибудь докучливый сосед, но, возможно, к тому времени мальчик уже вернется к своей матери. — Знаете, что случается с большинством из них? Они пускаются в странствия из любопытства или напускной бравады, а потом, заблудившись и оставшись без сил, забиваются в какое-нибудь теплое укромное местечко — и засыпают.
Ее глаза испугали его. Они были огромными и смотрели пристально, почти не мигая. Правда, сейчас он увидел в них слабый проблеск надежды.
— Вы очень добры ко мне, — печально сказала она. — Я верю вам.
Берден проговорил смущенно:
— Это хорошо. Верьте нам, хорошо? Скажите, а в какое время ваш муж приходит домой?
— Я разведена и живу одна.
— Что ж, моему шефу следует узнать об этом, встретиться с вашим… бывшим мужем и так далее.
Ей лет двадцать восемь, не больше, подумал он, а годам к тридцати восьми она уже, наверное, успеет еще раза два выйти замуж и развестись. Один бог знает, какими неисповедимыми судьбами ее занесло из Лондона, где ей по праву надлежало жить, в самую глубинку Сассекса, где она влачила жалкое существование и постоянно служила причиной головной боли для полиции по причине своей нерадивости.
Ее тихий голос, который теперь заметно дрожал, прервал его строгие и, возможно, несправедливые суждения.
7 
