Последние отзывы

  25  

— Да, он самый. Значит, здесь нужное здание. Спасибо за все. Тогда до завтра.

— Учтите, завтра суббота. Вы точно помните, встреча назначена на завтра?

— Вы правы, пожалуй, стоит заглянуть в записную книжку.

Тетка вернулась к себе, готовая к новому нападению. Я пошел обратно.

Когда я сворачивал на одну из улочек метрах в пятидесяти от гостиницы, догадка, возникшая у меня с самого начала, подтвердилась: на углах, переговариваясь, парочками стояли дамы в том возрасте, когда стоит получше прикрываться и поменьше краситься. Улица старых проституток с оплывшими бедрами, дряблой грудью и материнским сердцем. Значит, я все-таки правильно выбрал себе прибежище. Кварталы, где обитают молодые проститутки, опасны: стычки сутенеров, драки, полицейские облавы, но там, где живут старые потаскухи, все тихо и мирно. Шлюхи от пятидесяти и старше — это достопримечательность, они никому не интересны, кроме старинных клиентов: у них больше нет сутенера, если только они не успели выйти за него замуж, и полиция избегает мешать их работе, равно как и трудам их присных.

Я вошел в бар, который в моей гостинице одновременно служил холлом и приемной. Телевизор показывал спортивный канал, по нему передавали футбольный матч. Я узнал форму игроков «Олимпик Марсилья», но так и не понял, с кем они играли. Сидя за столиками или облокотясь на стойку, клиенты — человек десять, не больше — смотрели матч без особого азарта, ни за кого не болея, но громко обсуждая игру того или иного футболиста.

Месье Арман вышел из-за стойки и направился ко мне, пока я усаживался рядом с витриной.

— Извините, сейчас кухня уже закрыта.

— Ничего, — отвечал я. — У вас есть сандвичи?

— Сыр бри пойдет?

— Прекрасно.

— Положить сверху tapenade?

— А что это такое?

— Соус из черных оливок и каперсов.

— Ладно, давайте и tapenade.

— Что будете пить?

— Воск. Demi.

Он принес мне пол-литровую кружку светлого разливного пива, потом вернулся к стойке готовить сандвич.

ОМ в этот момент забила гол, и в баре поднялся крик, но негромкий, скорее крик восхищения, чем радости.

Наконец появился длинный багет с сыром бри и tapenade. Хозяин гостиницы поставил сандвич на стол, потом сел рядом и указал на висевший на стене снимок в рамке.

— Видите этого человека?

Черно-белая фотография запечатлела потное лицо певца на сцене. Рот открыт, черты искажены гримасой боли, словно петь стоило ему неимоверных усилий, как будто с голосом уходила вся его энергия.

— Вот этот человек, — продолжал хозяин, — спас мне жизнь.

Я смотрел на другие фотографии, которыми была увешана практически вся стена. Снимки из разных концертных залов, но певец все тот же, и даже одет он, казалось, всегда одинаково — черный, а может, темно-серый пиджак застегнут на все три пуговицы, черный узкий галстук, белая рубашка с раскрытым воротом, по облику — начало шестидесятых.

Это выражение вечного ребенка, эти короткие черные волосы, зачесанные на пробор, глаза человека, погруженного в грустные мечты, — это лицо, одним словом, уже где-то присутствовало в моем сознании, но я не мог точно вспомнить где.

— Посмотрите, наверху, на большой фотографии, мы сняты вместе прямо здесь, в баре: как раз в тот вечер он меня спас.

Я кивнул. Неловко было спрашивать, кто он, этот человек, что стоит на снимке сорокалетней давности рядом с Арманом, ошалело улыбающимся и вытирающим руки заткнутым за пояс кухонным полотенцем.

К счастью, за одним столиком спросили четыре кальвадоса, и ему пришлось подняться.

— Эту историю я расскажу в другой раз, когда нам никто не будет мешать, — сказал он, уходя.

Я доел сандвич, допил пиво и поднялся в комнату, слегка кивнув месье Арману, хлопотавшему среди бутылок, чашек и стаканов.

В комнате я пошел к окну закрыть ставни и впервые встретился глазами со старым судьей. Он вглядывался в меня с интересом, как мне показалось, профессиональным, но, разумеется, это только плод моей фантазии, которую подстегивает сознание вины.

И вот так — глаза в глаза со старым судьей — закончился мой первый день в статусе убийцы. Проведя без сна сорок часов, проехав сотни километров на мотоцикле, с мертвецом на совести, я погасил свет и стал ожидать кошмаров.

Я еще не готов отдаться в руки правосудия, но если вы поможете мне отыскать тот кусочек правды, которого мне не хватает, пожалуй, я помогу вам найти меня, только не знаю еще, до или после нового убийства.

  25