Последние отзывы

  106  

— Господин Тойер, дайте волю вашему духу, вашей фантазии… — Голос звучал уже в другом углу, теперь где-то справа. Слева, в нескольких метрах от Тойера, чертыхнулся Штерн.

— Дьявол, споткнулся.

Впереди кто-то закашлялся, отслаивая от легких килограмм смолы. Сзади неожиданно послышались удары по металлу.

— Что такое? — В пронзительном голосе Лейдига слышалась плохо скрытая паника.

— Сейчас раннее утро, — продолжал Людевиг; комиссару показалось, что голос словно кружился вокруг него. — Ночь еще не разжала свою по-весеннему свежую хватку, не убрала свои темные пальцы с макушек деревьев. Последние заморозки уже не серебрят траву, но все же ощущаются в предрассветных сумерках. Я вижу их сероватый плат в лесу, когда плебс еще спит. За окном усердно насвистывает дрозд. Коротенькая песенка поначалу тронула мне душу…

Тойер мысленно посмотрел в окно на Шлирбахский лес, увидел на карнизе дрозда.

— Потом я присмотрелся к пичужке. Скучный, черноватый сюртучок из перьев, тусклые бусинки глаз, взгляд пустой, будто яичная скорлупа; на правом крыле просвечивает розовая кожица. На клюве белое пятнышко. Словно дрозд клевал помет. Привет от археоптерикса. Палеозавр со слабостью к червям, переодевшийся в это серое безобразие. Он маячит передо мной, прямо передо мной, нас разделяет лишь тонкая пластина стекла. Соседская кошка грациозно подкрадывается к птице на бархатных подушечках. — Неожиданно голос зазвучал рядом с ним. Тойер отскочил в сторону, споткнулся и вместе с тяжелым барным табуретом рухнул на пол, ударившись головой о стену.

— Легким ударом лапы она смахивает дрозда с оконного карниза. Далее следуют жалобный писк и блаженное мяуканье.

Тойер услышал шаги; кто-то из комиссаров мог наброситься на Людевига сзади — такая мысль сверкнула маленькой красной молнией надежды в темноте оглушенного сознания. Голос Людевига удалился влево.

— Если я затаю дыхание и доверюсь своим органам чувств, до меня даже донесется хруст косточек. Или это предчувствие конца и мое воображение играет со мной злую шутку? А может, радостное предвкушение конца? Таким было утро перед той, первой ночью. Килле оказалась сильной и храброй, она это сделала…

— Он видит нас! — вскричал Тойер. — Теперь я догадался, у него прибор ночного видения. Помнится, я заметил его, когда побывал в Шлирбахе… осторожней, возможно, у него пушка. Осторожней…

— Так он все равно не сумеет нажать на спуск, — насмешливо возразил из мрака Хафнер. — Людевиг, я тебя скоро поймаю и оторву нос. Не на чем будет носить киллерские очки. — Мужество Хафнера успокоило поверженного гаупткомиссара. Что-то теплое текло по его щеке — вероятно, кровь. Тойер пополз. По-видимому, он упал и ударился о стойку бара, и теперь она скрыла его.

— В тот роковой день я лежал, словно надломленное растение. Потом мне казалось, будто я слышу, как ломается мое тело. Почему я должен ужасаться, если разрушаются тела моих врагов? Skidsonaranthropos. Человек — лишь сон тени.

Голос был теперь совсем близко. Тойер быстро перевернулся и с силой ударил обеими ногами туда, откуда он доносился. Попал в Людевига и почувствовал, как тот запоздало увернулся.

— Я здесь, и он тоже! — крикнул гаупткомиссар и пополз на четвереньках в противоположную сторону. — Идите на мой голос.

— Не суетитесь, господа… — Голос опять удалился. — Какая милость судьбы — узреть мрак смерти еще до того, как он окутает тебя, словно покров Медузы…

— Покров Медузы, что за чушь! — заорал Тойер. — Ваши ученые картинки — кривое зеркало, господин штудиенрат.^[25]

В темноте снова послышался грохот падения.

— На кого я упал? — воскликнул Лейдиг.

— Не на меня.

— И не на меня.

— И не на меня тоже.

— Может, это Эрвин? Вероятно, он чего-нибудь тяпнул для храбрости, когда мы вошли, попробуй его разбудить. — В этой апокалипсической обстановке голос Хафнера звучал на удивление уверенно.

Лейдиг пошарил в темноте и наконец отвесил несколько легких оплеух.

— Проснись, Эрвин…

Тойер не слишком отчетливо воспринимал происходящее. Он с трудом поднялся и провел ладонью по плоской поверхности. Да, это точно стойка бара.

— Почему же вы это сделали, господин Людевиг? — спросил он. — Ну, допустим, сначала это была месть. Вы все подстроили так, чтобы превратить впечатлительную неудачливую бабу в свой покорный инструмент. Но теперь ваша игра закончена, и вы это понимаете. Даже если вы убьете нас, все равно вам конец… А ее вы уже… того?… Вы убили Крис? Сделали ей больно? Тогда вина за это лежит и на мне, понятно? Мои ребята торопили меня, а я не хотел… Значит, вы сидели тут, в темноте? Не желаете ли выйти на свет Божий? Не побеседовать ли нам с вами при свете? Что хорошего во мраке?

  106