Наверное, авторица писала этот роман первым и не думала, что будет продолжение про Бродика и Рамзи(здесь-... 
201 
Меж тем по всем землям, по всем ордам прошел слух, что не стало в Киеве богатырей, а Илья Муромец сидит в погребе.
Как услышал про то Калин-царь, собрал силушку великую и пошел на Русь. Растянулось вражье войско на сотню верст. Прогибается под его тяжестью мать сыра земля, от конского пару померкло красное солнце, потускнел ясный месяц — не видать ни луча белого свету.
Остановился Калин-царь в семи верстах от Киева, послал князю Владимиру ярлык скорописчатый: «Аи же ты, Владимир стольнокиевский! Отдай мне добром стольный Киев-град, без драки великой, без кроволития. А добром не отдашь — с бою возьму, князей, бояр всех повырублю, Божьи церкви огнем спалю, тебя с княгинею в полон угоню!» Читает князь Владимир тот ярлык — слезами заливается. Не поднимаются у него белые руки, не глядят у него ясные очи. Говорит Владимир: «Кабы был в живых Илья Муромец, не боялись бы мы собаки-Калина-царя! Постоял бы Илья Муромец за Киев- град, за меня, за князя Владимира».
Говорит тут княгиня Апраксия: «Нынче ночью мне мало спалось, да много во сне виделось. Привиделось мне, будто жив Илья Муромец в погребах глубоких, за решетками железными».
Спустился князь Владимир в погреба глубокие, отомкнул решетки железные, видит — сидит там Илья жив-здоров.
Поклонился князь Илье низехонько: «Ты прости меня, Илья Муромец! Выходи из погреба глубокого — надобно постоять за стольный Киев-град, за меня, за князя Владимира!» Ни слова не ответил Илья Муромец, даже не посмотрел на князя.
Тогда спустилась в погреб княгиня Апраксия, просит Илью: «Уж ты постой, Илья, застольный Киев-град, за ласкового князя Владимира!» Говорит Илья княгине: «Аи же ты, княгиня Апраксия! Я иду стоять за веру христианскую, и за землю русскую, за вдов, за сирот, за бедных людей да за тебя, княгиня Апраксия. А ради собаки-князя Владимира и не вышел бы я из погреба!» Седлал Илья Муромец своего коня. Клал седелышко черкасское, подтягивал подпруги шелковые, а шпенечки у подпруг — булатные, пряжечки — красна золота. Все не ради красы, ради крепости: шелковые подпруги тянутся, да не рвутся, булат-железо гнется, да не ломается, красное золото мокнет, да не ржавеет.
Выехал Илья в чистое поле, видит — нагнано вражьей силы черным-черно. От покрику человечьего, от ржания лошадиного приуныло сердце богатырское.
Поехал Илья вдоль вражьей силы — не мог до конца-краю доехать. Думает Илья: «Не одолеть мне этой силы в одиночку!» Поднялся он на высокую гору, посмотрел на все четыре стороны — повысмотрел на восточной стороне белые шатры, а у шатров пасутся кони русских богатырей, тех, что покинули Киев-град, ушли от князя Владимира.
Поскакал Илья к белым шатрам. Пустил своего Бурушку пастись вместе с конями богатырскими, сам вошел в шатер. Сидят там богатыри — обедают.
Увидели богатыри Илью — обрадовались. Усадили с собой за дубовый стол, накормили, напоили.
Говорит им Илья Муромец: «Аи же вы, русские могучие богатыри! Вы садитесь-ка на добрых коней, поедем в чистое поле биться с несметной силой татарскою».
Отвечают богатыри: «Не будем мы седлать добрых коней, не поедем в чистое поле, не станем биться с татарскою силой! И ты не ходи. Пусть бьются князья да бояре. Много их у князя Владимира, он их кормит и поит, и жалует, а нам от князя Владимира — нет ничего».
Не по сердцу пришлась такая речь Илье Муромцу. Вышел он из белого шатра, сел на своего доброго коня, поскакал один в чистое поле.
Не ясен сокол налетел на стаю серых уток — налетел на врагов русский богатырь Илья Муромец. Стал он бить силу татарскую, бьет, словно траву косит.
Вдруг заговорил Бурушко человеческим голосом: «Аи же ты, мой добрый хозяйнушко! Сделаны у Калина-царя под землей три глубоких подкопа. Просядет подо мной земля, и провалимся мы с тобой в те подкопы. Из первых двух подкопов я выскочу и тебя на себе вынесу, а из третьего подкопа вынести не смогу».
Прыгнул Бурушко — провалился в подкоп, да тут же выскочил и Илью на себе вынес. Провалился в другой — снова выскочил и вынес Илью, а провалился в третий — не усидел Илья в седле, Бурушко выскочил, а Илья в подкопе остался.
Бросились татары ловить богатырского коня, да Бурушко им в руки не дался — ускакал в чистое поле.
Вытащили татары Илью из подкопа, сковали оковами железными — ручными, ножными и заплечными, привели к Калину-царю.
Говорит Калин-царь: «Уж ты гой еси, славный богатырь Илья Муромец, послужи-ка мне, как служил князю Владимиру. От князя Владимира тебе нет ничего, а я буду тебя кормить-поить, дам одёжу драгоценную и золотой казны по надобью».
201 
