... 
76 
Военная действительность вынуждала отказаться от одновременного наступления и заменить его более соответствующими новому моменту мощными последовательными операциями, или, как тогда говорили и писали, стратегическими ударами.
При определении объекта такого удара, количества и характера участвующих в нем сил и средств, времени его осуществления и взаимодействия с другими подобными операциями Генеральным штабом учитывалась прежде всего та группировка немецко-фашистских войск, которая подлежала разгрому. К началу 1944 г. враг имел отчетливо выраженное сосредоточение сил в районе Ленинграда, на Правобережной Украине, в Крыму и в Белоруссии. Разгром каждой такой группировки означал бы создание брешей в обороне противника, закрыть которые он мог главным образом за счет маневра силами с других участков фронта, поскольку стратегических резервов у него недоставало. Оперативных объединений немецкое командование в резервах, как правило, не имело, а действовало корпусами и дивизиями разного типа, преимущественно танковыми.
Чтобы пробивать вражеский фронт, ломать его на большом протяжении и воспрещать восстановление, советская стратегия должна была в свою очередь предусмотреть возможность создания более мощных, чем у немцев, группировок войск. Каждой такой группировке следовало придать ярко выраженный ударный характер за счет дальнейшего повышения роли танков, артиллерии и авиации. Требовались крупные массы резервных объединений и соединений, которые позволили бы нам в короткий срок и внезапно для врага создавать решающий перевес в силах на избранных направлениях. Для распыления же резервов противника наиболее целесообразно было чередовать наши операции по времени и проводить их по районам, значительно удаленным друг от друга.
Все это предусматривалось в планах кампании первой половины 1944 г. Кроме того, в них учитывалось принятое на Тегеранской конференции обязательство — «к маю организовать большое наступление против немцев в нескольких местах».
Время начала намеченных операций определялось прежде всего готовностью наших сил к действиям. Были и другие соображения по тому или иному району боевых действий, например необходимость «разблокирования» Ленинграда, подрыв политических позиций Германии в Финляндии и Румынии.
Главный удар, как и ранее, намечался на Правобережной Украине. Здесь предстояло разгромить армии Манштейна и выходом к Карпатам 1-го и 2-го Украинских фронтов рассечь фронт противника. В то же время войска 3-го Украинского фронта должны были громить его никопольско-криворожскую группировку во взаимодействии с 4-м Украинским фронтом, который затем переключался на разгром 17-й немецкой армии в Крыму.
Раньше всех по плану кампании (12 января) переходил в наступление 2-й Прибалтийский фронт. Потом (14 января) к нему присоединились Ленинградский и Волховский. Совместная операция этих трех фронтов именовалась тогда «1-м ударом». 10 дней спустя (24 января) начиналось наступление на главном направлении — на Правобережной Украине. Действия наших войск здесь носили название «2-го удара». В марте-апреле предполагалось нанести «3-й удар»: освободить Одессу силами 3-го Украинского фронта, а затем разгромить противника в Крыму вторжением туда войск 4-го Украинского фронта. Вслед за этим планировалось наступление на Карельском перешейке и в Южной Карелии.
Такая система «ударов», разнесенная по месту и времени, вполне оправдала себя. Враг вынужден был перебрасывать силы, то на одно, то на другое направление, в том числе на далекие фланги, растрачивая их по частям»[61].
Однако такое стратегическое планирование грядущих военных операций и тем более их осуществление на гигантских пространствах опять-таки требовало прежде всего нефти, нефти и еще раз нефти!
Соответственно любые, даже потенциальные и даже малозначительные в потенции угрозы снабжению нефтью Красной Армии и советской экономики, особенно военной промышленности, должны были быть исключены начисто. Как в части, касающейся самой добычи нефти, так и особенно транспортировки нефти и нефтепродуктов для действующей армии и тыла. И это не говоря о том колоссальном геополитическом значении, которое Кавказ да и Калмыкия тоже имели для СССР.
***
Вообще же, если стремиться именно к честному и объективному анализу глубинных причин, приведших к принятию таких решений, то исходить надо действительно прежде всего из геополитического, геостратегического, военно-геополитического и военно-экономического значения Северного Кавказа и Калмыкии вообще и конкретно в ситуации 1943–1944 гг. Только так возможно что-либо понять. В противном случае скатывание на путь махровой лжи а ля Хрущев — неизбежно.
76 
