Последние отзывы

  107  

Потом я съежился как только мог – на тот случай, если он вдруг обернется и в темноте пронзит пространство взглядом. Мои руки тем временем лихорадочно разворачивали сверток с сэндвичем из бифштекса с хреном. Я впился в еду зубами с такой же жадностью, с какой в документальном фильме о природе выдра отправляет себе в желудок устрицы. Я полулежал, упершись коленями в приборную доску, мои локти покоились на руле, грудь служила мне столом, а рубашка – скатертью.

Вот теперь я чувствовал себя как на настоящей слежке – если только еще знать, за чем я, собственно, слежу. Не сказать бы, что я очень много видел из окна «трейсера». Машина гиганта по-прежнему стояла на месте, но я не был уверен, что он все еще находится в ней. Мне был виден лишь один освещенный кусочек окна офиса «Л amp;Л». Дважды Тони прошелся по комнате; он ходил медленно, и я успевал подмечать детали – его локоть, дымок сигареты, мелькнувший у карты Минны, где было написано, что до аэропортов в Квинсе можно доехать за 18 долларов. Берген-стрит оставалась у меня за спиной, а Смит-стрит, едва освещенная, лежала передо мной. Было без четверти четыре. Я почувствовал, как поезд «Ф» проехал под Берген-стрит, замедлил ход, остановился, а потом вновь тронулся с места. Сиденье подо мной чуть задрожало. Через минуту 67-й автобус прокатился по Берген-стрит, грохоча, как старая боевая машина. В нем, кроме водителя, никого не было. Ночной транспорт напоминал о том, что город живет ив это время суток: я почему-то представил монитор у постели больного, который не перестает мигать, пока пациент жив. Пройдет несколько часов – и все эти автобусы и поезда наполнятся нахлеставшимися кофе людьми, их замусорят газетами и жевательной резинкой. А сейчас они движутся, потому что боятся заснуть. Мне-то не даст уснуть холод да еще литр кока-колы, который я буду попивать во время этой странной ночной слежки. А кока-колу я приправлю восхитительными сэндвичами, свежими воспоминаниями о Киммери и о великане, который так ударил меня пистолетом по черепу, что шишка до сих пор болит.

Чего ждет гигант?

Что Тони хотел найти в документах Минны?

Почему он оставил свои сэндвичи в машине?

Почему Джулия улетела в Бостон?

Кто такой Бейли, в конце концов?

Я открыл коробку с чипсами, отпил глоток колы и, бодрствуя, принялся раздумывать над этими – новыми и старыми – вопросами.

Бессонница – это тоже проявление синдрома Туретта. Бодрствующий мозг несется вперед как бешеный, слова, слова, слова крутятся в нем, прикасаясь ко всему и отказываясь останавливаться, присоединиться к остальным, молчащим. Бессонный мозг – это к тому же тайный философ, слишком много мнящий о важности своей деятельности для всего человечества. Как будто если он хоть ненадолго отключится, мир постигнет невообразимое бедствие, и лишь его вечное бодрствование это бедствие пока предотвращает.

Я привык к ночам без сна. Впрочем, эта несколько отличалась от предыдущих, потому что теперь я был один, без Минны, без парней, сам себе босс, не зная, что может выйти из затеянной слежки. Если я засну, мир моего расследования рухнет. Мне нужно найти отсек мозга, не нуждающийся во сне, раззадорить извилины, привыкшие решать проблемы, а потом серьезно над проблемами подумать, чтобы глаза не стремились закрыться.

Было четыре тридцать. Мое сознание было ясным, тики напоминали островки в океане тумана.

«Да и зачем вообще спать?» – спросил я себя. «Высплюсь, когда умру», – частенько говаривал Минна.

Думаю, теперь у него появился шанс отоспаться.

«Я умру, когда буду мертвым», – воспроизвел мой мозг голос Минны. Нашел время, козел!

Хлебная диета. Бедные поэты.

Нет, не поэты. Не патефоны. Не телефоны.

Телефон.

Сотовый телефон. Я вынул его из кармана и набрал номер «Л amp;Л». Раздалось три звонка, прежде чем трубку сняли.

– Машин нет, – лениво проговорил Дэнни. Насколько я его знаю, он спал, уронив голову на стойку, не обращая внимания на то, чем занимается Тони.

А вот мне-то как раз и было необходимо узнать, что Тони делает в офисе.

– Это я, Дэнни, – проговорил я. – Позови Тони.

– Эй, – ничуть не удивившись, позвал он Вермонте. – Подойди к телефону.

– Слушаю, – сказал Тони.

– Это я. Частныйсыщик.

– Ах ты, долбаный придурок, – выругался Тони. – Я тебя убью.

Вероятно, он забыл, что я покрупнее его, хотя вешу всего на пятьдесят фунтов больше.

– У тебя уже был шанс, – услышал я собственный голос, отвечавший Тони. Признаюсь, он все еще казался мне романтической фигурой, и я чувствовал наше с ним глубинное родство. – Правда, если б ты все-таки спустил курок, то попал бы или себе в ботинок, или в колесо велосипеда, который проезжал футах в ста от машины.

  107