Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
64 
И только сейчас, при повторении, Бреннер услышал, как Молодой сказал по рации:
— Пятьсот девяностый выезжает.
Бреннер знал, что пятьсот девяностый, который выпускал выхлопные газы прямо в кабину, все еще не был отремонтирован.
— Идемте. — Он прямо силой оторвал господина Освальда от его компьютера. И в следующее мгновение он уже пулей промчался вниз по лестнице, словно речь шла об остром 21.
— Молодой едет сейчас в Альт-Эрлаа и собирается забрать Лунгауэра, — объяснял Бреннер, сбегая вниз. — Лунгауэр — единственный свидетель. До сих пор Молодой считал, что Лунгауэра обработали достаточно и он не сможет дать никаких показаний. Но теперь он знает, что я был у него. Мы непременно должны захватить Лунгауэра раньше, чем Молодой.
— Мы должны спасать его от спасателей, — удивленно пробормотал господин Освальд.
Бреннер ехал так, что я тебе скажу: если есть ад, то сам Бимбо мог бы взирать на Бреннера из преисподней с гордостью. Потому как от Второго округа до Альт-Эрлаа добрых десять километров, а это уж никак не меньше, погоди, тридцать, сорок, может быть, даже под пятьдесят светофоров. Но чтобы ни разу не остановиться от Второго округа до Альт-Эрлаа — тут я бы не рискнул голову дать на отсечение, что такое хоть раз удалось даже Бимбо.
Но когда Бреннер позвонил в дверь матери Лунгауэра, Молодой уже уехал с ее сыном.
16
За четыре часа до начала праздника на Дунайском острове на улицах все просто вымерло, такой Вену Бреннер никогда прежде не видел, практически город-призрак. Сейчас ему в самый раз было ехать на красный.
Бардачок открылся от тряски, и господин Освальд снова потянулся за швейцарской пушкой. И на этот раз он ее и вправду вытащил. Но она тотчас же выпала у него из рук и грохнулась на пол.
— Да осторожнее вы! — заругался Бреннер, хотя ему самому пешеход как раз покрутил пальцем у виска, очень уж грубо согнал он его с зебры пешеходного перехода.
— Ух ты, какая же она тяжелая, с ума сойти, — удивился господин Освальд, поднимая оружие.
— Да уж, не пластмассовая. Из нее ты можешь двух одновременно застрелить.
— Не одновременно, а одного за другим одной пулей. — Господин Освальд почему-то подошел к этому очень серьезно. — А куда мы, вообще говоря, едем?
— Санитар Мунц вызывает пятьсот девяностый, — прогнусавил Бреннер голосом Ханзи.
— Пятьсот девяностый, нахожусь у Шпиннеринам-Кройц, — тотчас же ответил Молодой.
Бреннер усмехнулся, услышав потом настоящего Ханзи Мунца, в большом волнении заоравшего по радио: «Семьсот семидесятый, всем, всем! Кто там говорит „Ханзи Мунц“?» Бедный Ханзи Мунц, и так унижен старым семьсот семидесятым, потому как Бреннер увел у него из-под носа семьсот сороковой, а теперь еще кто-то его голосом по радио сообщения посылает, а Молодой этого не замечает.
— Семьсот семидесятый, что вам нужно? — прорычал Молодой в микрофон.
— Семьсот семидесятый вообще ничего не говорил, — сказал настоящий Ханзи Мунц.
Мы-то с тобой знаем, что он был прав. Но по отношению к Молодому это вырвалось у него излишне раздраженно. На самом деле раздражение предназначалось незнакомцу, подражавшему его голосу. Но принял сообщение, естественно, Молодой. А разговаривать по рации без должного почтения — хуже этого для Молодого вообще ничего не было.
Тут уж совершенно не важно, делаешь ли ты обычную ездку за дристунами или везешь человека навстречу смерти, и тут речь идет не только о дисциплине в эфире, на сегодняшний день это больше вопрос эстетический, можешь ты контролировать себя в эфире или нет.
— Семьсот семидесятый, зайдите сегодня вечером ко мне. Конец.
— Семьсот семидесятый понял, — передал Ханзи Мунц, и Бреннер представил себе, что бедолага только что переменил штаны, а теперь вот опять будет дрожать в ожидании вечера с полными штанами.
— Восемьсот десятый — госпиталь Франца-Иосифа, — сообщил какой-то водитель о своем местонахождении.
— Восемьсот десятый, возвращайтесь, — ответила диспетчерская.
Таких сообщений ты за день сотни слышишь, они у тебя в одно ухо входят, в другое выходят.
Бреннер прислушался повнимательнее, только когда водитель объявился еще раз:
— Восемьсот десятый — госпиталь Франца-Иосифа!
— Восемьсот десятый, возвращайтесь, — во второй раз толстяк Буттингер ответил уже довольно раздраженно, потому как случались дни, когда в эфир прорывалась некоторая недисциплинированность.
64 
