очень нудно 
7 
— Сомнения, разумеется. Сомнения, возникшие в последний момент. А возможно, мы услышим о чем-то, что вы захотите… — Миссис Кью постучала себя по носу, на нем осталось серое пятно. Обмакнув перо в чернильницу, она протянула его Элпью. — … расследовать.
Элпью начала выводить свое имя, стараясь выиграть время. Миссис Кью принялась притоптывать.
— Я чувствую некоторую нерешительность, девочка моя. — Миссис Кью схватила перо за верхушку, отчего на листок полетели чернильные брызги. — Нет адреса — нет работы, — сказала она, выхватывая у Элпью перо. — Кто может поручиться, что ты безвозвратно не исчезнешь с деньгами?
Элпью представила, как она снова ночует на улицах. Тут уж не до дров, хорошо, если посчастливится раздобыть какой-нибудь еды.
— Разумеется, у меня есть адрес. — Она лихорадочно соображала, но не могла вспомнить ни одной улицы. — Э-э-э… Энглси-хаус, Джермен-стрит, Сент-Джеймс, — произнесла она. Слова вылетели прежде, чем она вспомнила, где их слышала.
Миссис Кью зашлась в грубом хохоте.
— Живешь в Сент-Джеймсе? Такая потаскуха, как ты? Не иначе, спишь в королем Билли, а?
— Его Величество король Вильгельм, осмелюсь вам напомнить, миссис Кью, совсем недавно понес тяжелую утрату. Нет. Я живу у своей старой подруги и наставницы — леди Эшби де ла Зуш, графини Клэпхэмской.
Миссис Кью метнула взгляд на мужа.
— Занятно, — проговорила она. — Ее светлость тоже претендует на эту работу.
— Я знаю, миссис Кью. — Элпью поняла теперь, почему ее давно потерянная наставница набросилась на нее с такой яростью. — Мы работаем вместе. Мы партнеры.
Миссис Кью кивнула, ее скептицизм не рассеялся.
— Ладно, сегодня днем я принесу вам туда причитающиеся деньги. Лично. Идет? Часа в четыре.
— Хорошо. — Элпью постаралась скрыть судорожный вздох. Вот оно, божественное правосудие! Она получила работу, а деньги получит графиня. — Увидимся там, — прохрипела она. — В четыре часа.
Элпью немного постояла, облокотясь на толстую дубовую ограду и глядя на баржи с углем, курсировавшие по каналу Флит в обе стороны. Сражаясь с плавучим мусором и кусками льда, румяные матросы лихтеров выводили свои лодки на реку, где можно было принять или доставить груз на клиперы и парусники, стоявшие на якоре в глубоких водах Темзы.
Она вспоминала тот ужасный день, много лет назад, когда они разлучились с ее светлостью.
Муж графини был привлекательный малый. Невысокий, с остроконечной бородкой, как у славного короля Карла, первого, того, что лишился головы[11] Росту в хозяине было каких-то пять футов два дюйма, но расхаживал он важно, подмигивая девушкам и делая им грязные предложения за спиной графини. Кухарка дала ему прозвище «сэр Надутый Хвастун». Сам он как будто был купцом, как рассказали Элпью, хотя в контору, похоже, не ходил никогда. Что-то там связанное с кораблями и Вест-Индией. Денег он имел достаточно, но все знали, что титулы и пышные звания были пожалованы другим славным королем Карлом, вторым (сыном обезглавленного), вовсе не ему, а ее светлости.
Хотя Элпью была любимицей хозяйки, его светлость никогда не обращал на нее особого внимания, пока та была ребенком.
Именно графиня взяла ее в дом, кормила и одевала, научила читать и писать. Свое имя Элпью получила потому, что сироту привели в разгар игры в бассет — за несколько минут до этого ее светлость выиграла очень крупную сумму при объявлении: «Элпью», что означало, кажется, «семерки и козыри», но сама Элпью так никогда и не докопалась до истинного смысла этого слова, не слишком увлекаясь игрой в карты.
Внизу, на канале, перекликались на лихтерах мужчины, шерстяные шарфы приглушали их голоса. Они беседовали о том, что река снова начинает покрываться льдом. Предстоящая ночь будет холодной. Надо поторапливаться, иначе корабли вмерзнут в лед у городских причалов.
Когда его светлость поднялся в крохотную спальню Элпью и потребовал, чтобы она немедленно спустилась в столовую, потому что ему нужна ее помощь, тоже стояла холодная ночь.
Элпью знала, что графиня уехала из дома играть в карты со своей подругой герцогиней де Пигаль. Она натянула платье, не тратя времени на шнуровку, накинула сверху легкий платок и, спустившись по темной лестнице, прошла в столовую.
Его светлость находился там с кучкой подозрительного отребья — лица у всех были замотаны шарфами, как сегодня у матросов на канале, а шляпы низко надвинуты на глаза. Комнату освещали лишь затухавшие в камине угли. Мужчины были заняты тем, что складывали в большие мешки столовое серебро и серебряную посуду. В мерцающем красном свете металл сверкал и отбрасывал блики.
7 
