8.

Времени было около часа, когда первый пирующий сполз под стол. Покинули нас и две девицы: и ту и другую заметно качало. Ретировался так же и Лева Блохин, только в отличие от Изольды с Ниночкой дойти смог только до фойе, где благополучно уснул на ящиках для мусора. Мы же — я, Артем, Ксюша, Суслик, не говоря уж о непьющем Куке — были ненормально, неестественно трезвы.

— Не берет что-то, — пожаловался Артемон, опрокидывая очередной стакан. — И как-то невесело.

— Надо придумать что-то другое, — задумчиво высказалась Ксюша. — Банальная пьянка уже не катит.

— Может, конкурс стриптиза устроим, — предложил с другого конца стола Сереженька.

— Я за! — радостно взвизгнул Тю-тю. — Чур я первый!

— Не надо! — испугалась я. — Стриптиз мы сегодня уже видели. Давайте лучше караоке попоем.

— На фиг! — Артемон махнул рукой. — Песен мы тоже наслушались. В столовке, когда ваша подруженция с толстяком горланили. О! А вот и они! — обрадовался он, глянув на дверь.

Я обернулась и увидела, как в зал, пошатываясь, входит Сонька. Ее под руку поддерживает галантный Зорин.

— Садись, красотуля, выпей! — радушно предложил Артемон.

Сонька застонала.

— Иди ты со своей выпивкой. Я смотреть на нее не могу. Чаю дайте.

— Чая нет, есть только джин и пиво.

— О-о! — продолжала стенать подружка. — Мне плохо! Я хочу чаю.

— Опохмелись, — настаивал Артемон. — Полегчает.

— Отстань от меня, ирод! — Сонька поморщилась. — А чего это у меня так горло болит?

— Так ты же пела…

— Че-е-его?! — Сонька ошалело уставилась на Артемона. — Чего я делала?

— Ну песни всякие про любовь пела…

— Я петь не умею, — неуверенно пробормотала она.

— Так никто не говорит, что ты умеешь, — хохотнул Артем. — Но любишь, видать.

— Ни черта не помню… А сколько сейчас времени?

— Час.

— Ночи или у меня в глазах темно?

— Ночи.

— А чего вы не спите?

Суслик только рот открыл, чтобы ответить, но я его опередила, боясь, как бы он лишнего не сморозил.

— А мы кататься собрались… На санках.

— В час ночи?

— А че? — просиял Артемон. — Это клево! Экстремально.

— Ничего в этом клевого нет, — пробухтела Ксюша, потирая свой отбитый зад. — К тому же горка там плохенькая. Вся в ухабах и рытвинах.

— Это если в сторону дороги — плохенькая, — встал на защиту идеи Серега. — А в сторону реки — хорошая! Надо идти туда, где лыжные трассы проходят!

— Точняк! — обрадовался банкир и пхнул своего поклонника Суслика в плечо. — Пошли с гор сигать.

— Шею же сломать можно, — попыталась урезонить его Сонька. Трезвая она отличалась благоразумностью.

— Фонарики возьмем. Айда, братва!

Братва с шумом поднялась из-за стола. Не все, правда, но многие. Среди экстрималов оказались: Серега, Суслик, Галина Ивановна, Ксюша, Тю-тю, вдрызг пьяный радист и еще четверо мало знакомых мне людей. Сонька не пошла, Зорин, как верный рыцарь, остался с ней. Мне, честно говоря, тоже не очень хотелось тащиться на улицу, а уж тем более кататься с гор, но Артемон не стал спрашивать моего мнения, просто вскинул на плечо и поволок, будто я мешок с овощами

Мы вышли (в случае меня, выехали) на улицу. Пурга стихла. Теперь с неба падал лишь редкий снежок. Санки мы взяли в сторожке, чем несказанно удивили старика-сторожа.

Поляна около ворот была по-прежнему хорошо освещена, так что мы смело двинули в гору. Впереди, взвалив на каждое из плеч по санкам, шел Артемон (меня он к тому времени опустил на землю), на шаг позади Кука, остальные за ними.

  29