Последние отзывы

  215  

Пять или шесть домов, вспыхнувших во время бомбардировки, теперь догорали. Чтобы добраться до старого арагонского замка, где, как говорили, обосновался генерал Ренье, Рене и его стрелки прокладывали себе путь по дороге среди дымящихся развалин и обугленных трупов.

На площади Кастелло^[149] на одном из деревьев гроздьями висели тела.

— Это разбойники, взявшиеся за оружие, — сказал им солдат, приставленный караулить этот мрачный виноградник, — на их счету столько жизней нашего брага солдата!

В самом замке офицеры заканчивали за столом трапезу, приготовленную для бывших хозяев города, которые в своем поспешном бегстве не притронулись к ней.

Когда Рене объявился, тотчас же к нему с распростертыми объятиями вышел генерал Ренье:

— Мой дорогой Рене, вы явились слитком поздно, — сказал он, обнимая Рене.

— Должен ли я повеситься подобно Крийону?

— О нет, ни в коем случае, я одержал верх без больших хлопот. Говоря по правде, даже отсутствуя, вы стали триумфатором Реджо; ведь это вы нашли путь для нашей осадной артиллерии.

— Оставьте победу себе, генерал, — смеясь, возразил Рене.

— Думаете, мне не надо было оправдаться после моего поражения?

— Я счастлив, если так и произошло.

— А вы, мой дорогой, как вы? Удалось ли ваше предприятие?

— Я добыл голову, даже не замарав своих рук кровью Бизарро.

— Расскажите мне про вашу охоту за разбойником, мой друг.

И Рене рассказал свои долгие похождения вплоть до того момента, когда к нему, уже отчаявшемуся, заявилась подружка разбойника с его головой в переднике.

— Я не сильно жалею о том, что увидел голову того, кто некоторое время был королем Пальми и держал в страхе всю Калабрию.

По знаку Рене Матео принес ивовую корзину, откуда достал зловещий сверток.

— Сколько оторванных голов за пятнадцать лет! — пробормотал Ренье, отвернувшись от искаженного гримасой лица Бизарро, которому никто и не думал закрыть глаза.

— Да. Боже мой! И головы, которые были так мне дороги, — ответил Рене глухим голосом. — В годы вынужденного одиночества я долго размышлял над смыслом этой человеческой бойни, которая поначалу повергала меня в ужас.

— К каким же выводам вы пришли?

— Что эшафот оказался одним из орудий той тайной силы, назовите ее Богом или Провидением — не важно, преодолевающей препятствия, которые люди встречают на своем пути к свободе…

— И, стало быть, доктор Гильотен не был лишь случайным недоразумением, а его труд — не такая же механическая случайность?

— Нет, он появился в нужное время, как и все решительное и неизбежное. Он создал для революции оружие. Пылающий меч, который он предложил революции, как и молния Юпитера, состоит из дюжины кривых лучей: три — это ненависть, три — месть, три — это слезы, еще три — это кровь. Так же, как сказал Сен-Жюст: «Тот, кто при революции не копает глубоко, копает могилу себе и свободе!» Мы живем, генерал, в беспокойные времена революций, в которых блуждаем подобно атомам.

— Забудем же, дорогой Рене, что этот разбойник был человеком, потому что по своим деяниям он заслуживает того, чтобы его поместили в один ряд с теми кровожадными хищниками, которых вы еще недавно убивали в Бирманском королевстве. Пока вы его преследовали, я сдержал слово, данное вам. Найдите Жана, — сказал генерал адъютанту, — пусть он явится и принесет сюда то, что он сделал.

Через несколько мгновений вошел солдат, в котором по его живому лицу и проворным движениям можно было узнать парижского ремесленника.

— Жан, покажите этому господину шедевр, который вы для него изготовили.

Солдат поставил перед ними большой ящик из оливкового дерева с золотым вензелем, превосходно пригнанный и отполированный; он открыл крышку — внутри ящик был обит красным бархатом.

— Вот шкатулка, которую смастерили по моему приказу и где я собираюсь запереть голову Бизарро; а уж дело нашего врача приготовить его в дорогу. Итак, мы расстаемся, дорогой мой Рене, я отправляю вас в Неаполь: вы сообщите королю о взятии Реджо.

На следующий день на рассвете Рене на одной из лучших лошадей генерала, в сопровождении Томео, восседающего па муле, к которому он успел привязаться и которого назвал Реджиной, выехали из замка в Неаполь. При выезде из Майды они выбрали ту же дорогу, по которой въехали в город. В пути возобновились встречи и таинственные шушуканья его проводника с крестьянами разбойничьей наружности, внезапно выскакивавшими из леса и столь же молниеносно скрывавшимися; каждую ночь, в целях большей безопасности, когда они останавливались в гостинице, Томео спал перед дверью комнаты Рене.

  215