Глава 21

Дуглесс пришлось встать очень рано, чтобы успеть на поезд до Лондона, а оттуда еще долго ехать в дорогом такси до аэропорта. Чувство удовлетворенности, которое поддерживало ее с той минуты, когда она покинула шестнадцатый век, начало исчезать. Теперь она ощущала только страшную усталость и полное одиночество. Да, она уже дважды влюблялась в Николаса! И она помнит, как он появился в двадцатом столетии и какое удивление было у него на лице, когда он прикоснулся к книге с цветными фотографиями в ней! Помнит, как он зачарованно следил за тем, как таксист переключает скорости на рычаге передач! Помнит и журнальчик «Плейбой» в ящике, когда они были в гостях у Арабеллы!

А когда она сама оказалась в шестнадцатом веке и он сначала не вспомнил ее и даже испытывал к ней ненависть, она стала думать, что он изменился. Но это оказалось не так: он остался тем же человеком, который более, чем с собой, считается с интересами своей семьи, и когда он попытался и ее, Дуглесс, ввести в лоно своей семьи, то и любовь его к ней сделалась такой же цельной, какой была ко всем родным!

Объявили посадку, а Дуглесс все ждала чего-то до самой последней минуты. А может, ей не следует покидать Англию? В Англии она все-таки была бы ближе к Николасу. Может, ей следует купить дом в Эшбертоне и ежедневно ходить к нему на могилу? Может, если она станет хорошенько молить Бога об этом, он вернет ее к Николасу?!

Как она ни сдерживалась, слезы полились из глаз. Да, Николас окончательно и навсегда ушел от нее! И уже никогда вновь ей не видеть и не слышать его, не прикасаться к нему!

Слезы застилали глаза, и, садясь в самолет, она наткнулась на какого-то мужчину, а ее дорожная сумка при этом сорвалась у нее с плеча и шлепнулась на колени какого-то пассажира из салона первого класса.

– Ой, очень прошу извинить меня! – проговорила она и посмотрела прямо в голубые глаза очень красивого мужчины. На какую-то долю секунды сердце ее отчаянно забилось, но она тут же одернула себя: нет, это не Николас, глаза у него совсем другие!

Она забрала с колен мужчины свою сумку, а он с явным интересом уставился на нее. Но Дуглесс не проявила к нему ни малейшего внимания: тот единственный на свете мужчина, к которому она питала интерес, был погребен под мраморной плитой!

Она пробралась на свое место, запихнула сумку под сиденье перед собой и посмотрела в окно. Самолет как раз начал выруливать на стартовую полосу, и Дуглесс, осознавая вдруг, что прощается с Англией, расплакалась. Какой-то мужчина, сидевший рядом, в кресле у прохода, вероятно, англичанин, уткнулся в газету, чтобы не смущать ее.

Дуглесс очень старалась сдержать поток слез. Мысленно утешая себя, она приводила всякие пустяковые аргументы и напоминала себе, сколь многого она сумела добиться, так что потеря Николаса – относительно небольшая плата за все хорошее, что ей удалось совершить. Однако подобные соображения заставляли ее плакать еще сильнее.

К тому времени, когда самолет поднялся в воздух и надпись на табло «Прикрепите привязные ремни» погасла, Дуглесс уже рыдала столь отчаянно, что даже не замечала, что происходит рядом. Между тем голубоглазый мужчина из первого класса с бутылкой шампанского и двумя бокалами в руке подошел к ним и попросил соседа Дуглесс поменяться с ним местами.

– Вот, возьмите! – проговорил он. Сквозь слезы она разглядела бокал с шампанским, который протягивал ей ее новый сосед.

– Не смущайтесь, берите! – настаивал он. – Это вам поможет!

– Вы что… а… американец, наверное? – спросила она, глотая слезы.

  194